Последние отзывы

  59  

И вот они снова очутились в огромном нижнем холле. Харли огляделась вокруг, кинула взгляд на картину Гейнсборо на стене, мраморный пол под ногами, на хрустальные канделябры над головой — все, казалось ей, было пронизано мертвенным холодом, сочившимся из самого нутра дома и его обитателей.

— Неужели ты действительно рос здесь?

— И еще в мавзолее в Хэмптоне — так мы в шутку называем наш летний дом.

Она подняла глаза на Дункана, скользнула взглядом по его спутанным черным волосам, пятнистой рубашке, скроенной по моде пятидесятых, и широким коричневым брюкам, столь неуместным в этом великолепном окружении.

— Мне здесь как-то не по себе.

— Мне тоже, — проговорил он, распахивая входную дверь. — Давай-ка быстрей смоемся отсюда, покуда стены не стали надвигаться прямо на нас.

Харли еще продолжала обдумывать сказанное, когда они поднимались вверх по 64-й Восточной улице, намереваясь поймать такси на Пятой авеню. А ведь стены грозили задавить Дункана каждый день в течение всего его детства, проведенного в этом доме. Сейчас она стала понимать его куда лучше, чем раньше.

Да, он был сильным, упрямым и целеустремленным человеком. Он смог научиться выживать в этом морозильнике. Колби и Элиза Ланг прекрасно подходили друг другу, но были худшими родителями для своих сыновей, каких только можно себе представить: по своей природе они были черствы и рассудочны, сухи и слишком требовательны. И жестоки. Лишать детей внимания и нежности — это жестоко. Как жестоко и осуждать их на каждом слове. Не удивительно, что Дункан при любой возможности норовил сбежать из отчего дома. Он буквально сражался за свою жизнь и отчаянно искал человеческой теплоты и участия. Но нашел ли он их? Погрузившись в свои мысли, Харли скользнула на заднее сиденье такси, подхватившего их на перекрестке.

Дункан утверждал, что сыт по горло жизнью этакого плейбоя, а значит ему так и не удалось познать обычную человеческую привязанность, к которой он страстно стремился. У нее защемило сердце при одной мысли об этом. Она провела взаперти, вне человеческого общения, девять лет жизни. Он — всю жизнь.

И стоит ли удивляться тому, что такие понятия, как «серьезная привязанность, настоящая любовь» — вызывают у него усмешку. Перед ним был пример родителей, а собственный жизненный опыт заставил его уверовать в то, что он просто не может кого-либо любить, точно так же он не верил, что и сам может быть любимым.

Что поражало, что было совершенно непостижимым, так это то, что ему удалось вырваться из-под влияния родителей и из этого мрачного дома, где не было места даже для самых необходимых человеческому сердцу чувств, как удалось сохранить в себе человечность, мягкость и сострадание, сочувствие и приветливость, которые не только не угасли, но, наоборот, были очень развиты. А ведь они могли быть раздавлены сильнее, чем если бы по ним прошелся асфальтовый каток. Или сам он должен был превратиться в подобие своих родителей.

Тем не менее рядом сидел он, Дункан, который мог в одно мгновение обрушиться на нее со справедливыми и вполне понятными гневными упреками и уже в следующее мгновение заразительно смеяться вместе с ней. Он поставил под угрозу свою репутацию, подарив ей несколько драгоценных часов свободы, потому что по-настоящему понял, как это важно для нее. Он ободрил и поддержал ее в «Гудисе». А какой абсолютной верой в нее и одобрением светились его черные глаза во время ее выступления в «Сюрреалистик Пиллоу». И вот совсем недавно он решительно и достойно защитил ее от враждебности и надменности своих родителей.

— Ты очень хороший человек, Дункан Ланг, — объявила Харли в тот момент, когда их такси сворачивало на Восьмую Восточную улицу, а оттуда выезжало на Бродвей.

Он взглянул на нее сверху вниз и улыбнулся.

— С чего ты это взяла?

— Потому что это правда.

— Боюсь, мои родители другого мнения на этот счет.

— Думаю, все зависит от того, кому ты предпочитаешь верить — двум мраморным изваяниям или занозе в боку.

Он рассмеялся, и она ощутила гордость от того, что сумела развеселить его, прогнав недавние воспоминания о его кошмарном доме.

— Мне и в самом деле жаль, что я причинила тебе столько беспокойств, — проговорила Харли. — Я не понимала и не верила, что из-за меня ты можешь сломать свою карьеру.

— О, все гораздо сложнее. Ты была моим первым стоящим поручением за последние два года. Да я, можно сказать, протанцевал весь путь до «Ритц-Карлтона» после первого звонка Бойда. Мог ли я предположить, что…

  59