ГЛАВА ВОСЬМАЯ

-Джек! Джек!

— Успокойтесь! Все хорошо. Выпейте это, — властно произнес чей-то голос.

Твердая рука приподняла голову Флер с подушки, и она ощутила на своих губах прохладную освежающую жидкость. Флер открыла глаза. Она увидела белые стены, склонившееся над ней спокойное лицо медсестры в белой шапочке. Ширмы в ногах постели загораживали от нее остальное.

Она находится в больнице, это она могла понять. Потом тот же голос сказал:

— С вами все в порядке. Вы в безопасности. Усните.

Покорно, как ребенок, Флер закрыла глаза и позволила себе погрузиться в небытие.

Много-много позже она начала вспоминать. Все события прошедших часов вернулись к ней. Они предстали перед ней ясно, со всей мучительной силой, но в ней уже не было одолевавшего ее тогда страха.

Несмотря на невероятный риск и почти непреодолимые препятствия, их план удался, они достигли цели.

По крайней мере, трое из них. Луи умер еще до того, как их подобрала шлюпка береговой охраны.

Чаще всего Флер думала сейчас о Луи, хотя в бреду она звала Джека, чувствуя, что без его любви, его беззаветной храбрости ей не выжить.

Ничто не сотрет в ее памяти те минуты, когда, держа на коленях голову Луи, она с ужасом видела, как он все слабеет и слабеет, и понимала, что невозможно было осознать реальность свершившегося. Лежа с закрытыми глазами на мягкой подушке, Флер думала, поверит ли им кто-нибудь, стоит ли рассказывать их историю в надежде, что она не покажется вымыслом.

Она вспоминала их путь от фермы Бувье до пристани, как они старались заглушить шум шагов, ступая по траве вдоль дороги. Нечаянно задетый камень гремел револьверным выстрелом.

Снова и снова Флер думала о том, каким безумием было пытаться бежать, рисковать сравнительной безопасностью, идя на верную смерть.

Но она знала, что боялась она одна. Джек был внутренне возбужден, но внешне спокоен. Вероятно, таким он выглядел, когда поднимал в воздух свой самолет, чтобы атаковать врага. Увлеченный рискованным предприятием, он забывал обо всем личном.

Ему предстояло выполнить задачу, и он был исполнен решимости завершить все успешно. То, что сам он мог лишиться жизни в, ходе операции, имело для него так мало значения, что он ни на минуту об этом не задумывался.

Анри был по темпераменту таким же, но менее опытным, не умевшим скрывать свои чувства.

Он был очень бледен, его темные глаза неестественно блестели. Он простился с семьей почти с нетерпением. Мадам Бувье не плакала, что само по себе было удивительно. Зато отец Анри с трудом сдерживал слезы и, когда настал момент прощания, не смог сказать ни слова.

Дольше других обнимала брата Сюзанна. С невероятно трогательным, простым жестом она сказала:

— Bon voyage, mon cher , — и тихо добавила: — Vive la France !

Флер знала, что ее сомнения и запоздалые сожаления не встретят сочувствия ни у Джека, ни у Анри. У них была цель, на которой они сосредоточились, а все остальное было им неинтересно. Они твердо намеревались прорваться, до тех пор обо всем другом следовало забыть.

Луи был совсем другого склада. Флер только раз видела этого худощавого темноволосого молодого человека, но сразу почувствовала с ним какое-то духовное родство.

Она поняла, что он очень чувствителен, что его глубокий патриотизм и почти болезненная ненависть к поработителям его родины порождены идеализмом.

  25