Последние отзывы

  2  

Лишь изредка, если речь шла, например, о портрете местного сановника, отцу удавалось получить кое-какие деньги, которые казались Кармеле и ее матери огромной суммой. Но картины, особенно любимые отцом, получались, как правило, «слишком хорошими, чтобы их можно было купить за деньги».

Именно так мама однажды образно обрисовала ситуацию, и они с отцом долго смеялись над маминой шуткой.

Однако Кармела правильно угадывала подтекст, понимая, почему работы не находили отклика у традиционного покупателя.

Ей же самой картины отца казались изумительными. Когда она рассматривала его пейзажи — туман, поднимающийся над рекой на рассвете, или закат на фоне отдаленных холмов, — она ощущала, как оказывается в том мистическом мире, который существовал только для них с отцом.

С этим миром она познакомилась еще ребенком, когда отец рассказывал ей истории про фей и волшебников, эльфов и нимф, показывал шляпки большущих грибов на полянах, где маленькие гномы танцевали ночью, ожидая их прихода.

Кармела никогда не сомневалась в реальности этого дивного сказочного мира, но вряд ли его стоило переносить на холст. Чарующие картины Перегрина Линдона так и оставались стоять в магазине продавца художественных ценностей, пока тот не отсылал их обратно владельцу как непроданные вещи.

Мама Кармелы умерла раньше отца, и с тех пор в их крохотном доме на краю деревни достатка стало еще меньше.

Отец Кармелы сильно горевал по любимой жене, и находил слабое утешение, лишь творя на свои любимые сюжеты.

Он отказывался рисовать упитанных членов городской управы торгового городка, находившегося в пяти милях от их селения, или писать портреты местных эсквайров.

Ее отца местные жители считали очень милым и отзывчивым, называли даже «респектабельным джентльменом», и каждый считал большой честью, если он соглашался писать чей-либо портрет.

Но, к сожалению, лишь немногие в Хантингдоне могли позволить себе подобную роскошь, и доходы Перегрина Линдона оказывались ничтожны.

Постепенно дом заполнялся картинами. После смерти матери Кармела иногда по вечерам, когда день уже близился к закату, заходила посмотреть, что нарисовал отец. Он слишком часто браковал свои картины, уничтожал написанное, затем заново грунтовал холст и все начинал сначала.

— Я всегда вспоминаю твою маму, когда смотрю на восход солнца и вижу, как оно появляется над линией горизонта.

Добиваясь совершенства, он писал один и тот же сюжет много раз, но зачастую так и не находил удовлетворения.

И лишь силой отобрав у него холсты после двух или трех неудачных по мнению отца попыток, Кармеле удавалось сохранять шедевры. Ей приходилось прятать картины в своей спальне и любоваться ими в одиночестве.

Прошлой зимой ее отец умер от воспаления легких. Он простудился, поддавшись неудержному желанию писать звезды с натуры, когда на дворе стояла лютая стужа. Придя в себя от потрясения, Кармела поняла, что остались у нее в этом мире лишь картины, которые никто не хотел приобретать, и несколько фунтов стерлингов, вырученных от продажи кое-какой мебели. Дом они только недавно арендовали, и хотя арендная плата составляла крайне небольшую сумму, Кармела вынуждена была искать работу, чтобы оплачивать ее.

Девушка пребывала в глубоком отчаянии после потери отца, которого она нежно любила, и в тот момент предложение госпожи Купер поработать у них показалось ей лучом света, прорвавшим мрак ее жизни.

И только когда Кармела переехала в чужой дом и столкнулась с невероятно своевольными и непослушными детьми пастора, она поняла, что ошиблась.

Но как иначе она могла поступить?! Здесь у нее, по крайней мере, были крыша над головой и пропитание — за все это она не смогла бы платить сама.

Немного поколебавшись, госпожа Купер предложила девушке десять фунтов в год, и поскольку Кармела понятия не имела, щедро это или нет, она с благодарностью согласилась.

Теперь же, ей казалось, она бы лучше голодала, чем мучилась с детьми, которые на все ее старания поладить с ними отвечали лишь грубостью и вызывающим непослушанием.

Кармела полагала, что все люди в состоянии договориться друг с другом, какими бы разными и непохожими они не были.

Они с отцом часто рассуждали о миссионерах, странствующих по местам, где живут дикие племена. Миссионеры, порой не зная языка этих племен, так или иначе добивались доверия населения.

— И мужчинам, и женщинам следовало бы понимать друг друга без слов, ведь даже животные каким-то образом общаются между собой, — объяснял Перегрин Линдон.

  2