Последние отзывы

  93  

Наслаждаясь ее возбуждением, Саймон прижал к себе хрупкое тело жены.

— Никуда я не уберусь, — предупредил он, — пока не воспользуюсь возможностью сорвать плоды твоей благодарности.

Аннабел притянула к себе его голову и страстно припала к губам.

— Так и будет! — И, целуя мужа, прошептала: — Сейчас.

Саймон только усмехнулся под градом поцелуев.

— Я, разумеется, должен сказать, что твоя радость — уже достойная для меня плата. С другой стороны, если ты настаиваешь…

— Настаиваю, — задорно объявила Аннабел и, театрально бросившись на постель, раскинула руки.

Саймон последовал за ней. Такой Аннабел он раньше не видел. Очаровательно капризна и раскованна…

— Я вся твоя, — прошептала она. — Скорее забирай свою награду.

Саймон сорвал с себя жакет и развязал галстук, более чем готовый угодить всем ее желаниям. Аннабел уселась и стала наблюдать за ним, широко разведя ноги. Волосы разметались по плечам шелковистой волной.

— Саймон, ты должен знать, что я бы легла с тобой в постель даже без этого кольца.

— Ты слишком добра, — бросил он, снимая брюки. — Мужу всегда нравится слышать, что его достоинства ценят куда выше, чем финансовое положение.

— В списке всех твоих достоинств, Саймон, финансовое положение, возможно, занимает самое последнее место, — заверила она, оглядывая его стройную фигуру.

— Возможно?

Подойдя к кровати, Саймон наклонился и прижался губами к подъему нежной ножки.

— Ты имеешь в виду определенно?

Она снова упала, ахнув от неожиданности, когда подол рубашки поднялся до самых бедер.

— О да, определенно. Абсолютно определенно…

Ее тело после ванны было еще влажным и сладким, сохранявшим резковатый запах мыла и пьянящий аромат розового масла. Возбужденный видом ее розовой, душистой кожи, Саймон поцелуями проложил дорожку к щиколотке, а потом к колену. Сначала Аннабел хихикала и извивалась, но когда он перешел к другой ноге, внезапно успокоилась, глубоко и мерно дыша. Он встал на колени между ее расставленными бедрами, целуя каждый кусочек обнажавшейся кожи, пока не добрался до кружева нежных завитков. Слегка коснувшись подбородком упругой мягкости, он продолжал свое путешествие наверх под слабые протесты Аннабел. Охмелев от ее бархатистой кожи, целовал ее талию и ребра и постепенно поднимался к тому месту на груди, где бешено билось сердце.

Аннабел что-то умоляюще пробормотала и схватила его руку, пытаясь положить ее между бедрами. Но Саймон поднял обе ее руки над головой и завладел ее губами. Он чувствовал ее удивление столь неожиданным жестом, но тут глаза Аннабел закрылись, а дыхание участилось. Он по-прежнему не выпускал ее запястий, свободной рукой обводя вершинки нежных грудей. Его тело было обжигающе горячим, плоть — твердой, а мышцы напряжены. При всем своем опыте он никогда не знал такого лихорадочного желания. Все связи с окружающим миром полностью прервались, и осталась одна Аннабел… ее восторг подогревал его чувства… а нерешительные ласки воспламеняли страсть. Ее дрожащие губы приветственно приоткрылись под его губами, из горла вырывались громкие стоны. Он коснулся расщелины между ее ногами, погрузил палец в шелковистую влагу ее плоти. Она приподняла бедра навстречу его руке, безмолвно требуя обладания. Почти первобытный голод охватил его, но он продолжал ласкать ее, пока розовые складки не набухли. За первым пальцем последовал второй, и она не выдержала, бессвязно умоляя:

— Саймон… пожалуйста… пожалуйста… ты мне нужен…

Он отнял руку, заметив, как сильно она дрожит.

— Нет, Саймон…

— Шшш… Все хорошо… позволь любить тебя именно так…

Он повернул ее так, что она легла поперек кровати, а сам встал на пол, между ее ног. Напряженная головка его плоти легко скользнула в гостеприимный грот. Одним длинным толчком Саймон вошел в Аннабел, не остановившись, пока не заполнил до конца. Он весь горел, словно стоял перед открытой печью, а чресла напряглись болезненной похотью, слишком острой, почти невыносимой.

Теперь уже Саймон тяжело дышал, стараясь сдержаться, боясь, что не устоит и изольется в нее раньше, чем она получит наслаждение. Аннабел лежала неподвижно. Только пальцы нервно сжимались. Испугавшись, что причиняет ей боль, Саймон каким-то образом умудрился укротить безумную страсть и, нагнувшись, хрипло прошептал:

— Милая… я делаю тебе больно?

Движение позволило проникнуть в нее еще глубже, и она вскрикнула.

  93