ПРОЛОГ

Лондон, 1841 год

Хотя Аннабел Пейтон всю жизнь предупреждали о том, что брать деньги у незнакомых людей ни в коем случае не следует, однажды она все-таки сделала исключение… и почти сразу же поняла, что всего благоразумнее стоило бы последовать совету матери.

В этот день у ее брата Джереми не было занятий, что случалось крайне редко, и оба, как это было у них заведено, отправились посмотреть новую панораму на Лейстер-сквер. Две недели жесточайшей экономии на хозяйственных расходах — и они смогли накопить достаточно, чтобы заплатить за билеты.

Как единственные оставшиеся в живых отпрыски семьи Пейтон, Аннабел с братом были необычайно близки, даже несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте. Детские болезни унесли жизни двух малышей, родившихся после Аннабел. Ни один не отпраздновал своего первого дня рождения.

— Аннабел, — спросил Джереми, отойдя от кассы, — у тебя еще остались деньги?

Сестра покачала головой и вопросительно вскинула брови.

— Боюсь, ни пенса. А что?

Джереми с тяжелым вздохом откинул упавшую на лоб прядь волос цвета светлого меда.

— Они удвоили цену, очевидно, панорама обошлась дороже, чем все остальные.

— Но в газете ничего об этом не говорилось, — вознегодовала Аннабел и, понизив голос, добавила: — Ад и проклятие!

После чего принялась рыться в ридикюле в надежде найти завалявшуюся монету.

Двенадцатилетний Джереми бросил мрачный взгляд на гигантскую афишу, висевшую над украшенным колоннами входом театра панорамы:

ПАДЕНИЕ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ

МАКСИМАЛЬНАЯ ПРИБЛИЖЕННОСТЬ К РЕАЛЬНОСТИ

ДИОРАМИЧЕСКИЕ ВИДЫ

Целую неделю с самого открытия новой панорамы театр осаждали зрители, которым не терпелось увидеть чудеса Римской империи и ее трагическое падение.

— Все равно что путешествие назад во времени! — восторгались они.

Панорама обычного рода заключалась в простом созерцании холстов, развешанных в круглой комнате и дававших возможность рассмотреть всю историю того или иного события. Иногда, чтобы добавить зрелищу увлекательности, использовались музыка и специальное освещение. Лектор, переходя от одной картины к другой, живописал дальние страны или знаменитые сражения.

Однако, если верить «Таймс», новая постановка была диорамой, а это означало, что холсты сделаны из прозрачного промасленного ситца и в зале установлена специальная подсветка. Триста пятьдесят зрителей стояли в центре на круге, который очень медленно вращали два человека. Причудливая игра света, посеребренное стекло, фильтры и актеры, нанятые на роли осажденных римлян, создавали так называемый эффект присутствия. Судя по тому, что читала Аннабел, последние трагические моменты искусно сымитированного извержения вулкана оказывались настолько реалистичными, что некоторые женщины в публике впадали в истерику или лишались чувств.

Взяв ридикюль у расстроенной сестры, Джереми затянул тесемки и отдал сумочку обратно.

— У нас хватает на один билет, — деловито заметил он, — Иди. Я все равно не слишком-то хотел увидеть эту чушь.

Хорошо понимая, что брат лжет ради нее, Аннабел покачала головой:

— Ни за что. Это ты иди. Я могу увидеть панораму в любой день. А вот ты вечно пропадаешь в школе. А спектакль продолжается всего четверть часа, которые я и проведу в ближайшей лавке.

— Идти за покупками без денег? — скептически усмехнулся Джереми. — Ничего не скажешь, веселая затея.

— Главное — не покупать, а рассматривать, — пояснила Аннабел.

— Именно этими словами бедняки утешают себя, гуляя по Бонд-стрит, — фыркнул Джереми. — Кроме того, я не оставлю тебя одну, иначе все мужчины в округе не дадут тебе покоя. И хорошо, если еще будут только глазеть. Непременно найдется такой, который на тебя набросится.

— Не будь дурачком, — отмахнулась Аннабел.

Брат вдруг расплылся в улыбке. Его взгляд скользнул по тонко очерченному лицу, синим глазам и массе забранных наверх локонов, переливавшихся коричнево-золотым цветом осенней листвы под узкими полями шляпки.

  1