очень нудно 
120 
— Пошли? — спросил Хамраев и открыл входную дверь.
— Сейчас, — сказал Волков. — Я догоню вас. Только гляну, как там Стае.
Он прошел в маленькую комнатку. Оберегая в темноте левую руку, Волков на что-то наткнулся и уронил стул. Тут же, у дверного косяка, Волков нащупал выключатель и зажег свет. Он поднял стул, повесил на его спинку брюки Стасика и только хотел выйти из комнаты, как Стасик поднял сонную голову от подушки и сказал:
— Это ты, Дим?
— Я, — ответил Волков. — Спи.
Стасик почмокал губами и пьяненько забормотал:
— Знаешь, я тебе забыл сказать…
— Завтра скажешь. Спи. — И Волков потянулся к выключателю.
— Меня Мила Болдырева провожала…
— Что?.. — Волков резко повернулся к Стасику.
— Она сказала, что будет ждать тебя в Москве… Я тебе завтра все расскажу…
Волков подскочил к Стасику и затряс его:
— Стае! Проснись! Стае!.. Да Стасик же!.. Проснись сейчас же!
Стасик открыл испуганные глаза и приподнялся на локте.
— Ты чего, Дим?..
— Говори… — хрипло приказал Волков. — Что она еще сказала?
— Ничего. — Стасик зевнул и закрыл глаза. — Сказала, что ждет тебя в Москве. Она месяца два как с Игорем разошлась. Об этом все знают… я ей уже во Внукове говорю: «Людмила Федоровна, вы ему напишите что-нибудь…» — а она говорит: «Не нужно. Ты ему передай только… Он все сам поймет…»
***
Утро выдалось солнечным. Белые горы зазубренно врезались в холодное голубое небо. Резкий ветер гнал по аэродрому пыль и мелкие обломки сухого курая.
До вылета оставалось десять минут.
Стасик был уже в самолете. Он метался в овале самолетной двери и, высовываясь из-за плеча бортпроводницы, что-то весело кричал Хамраеву и Кожамкулову.
Гервасий Васильевич и Волков стояли внизу, у первой ступеньки трапа.
— Я тебе там все написал, — говорил Гервасий Васильевич. — Постарайся сразу попасть к Харлампиеву или Бродскому. Это прекрасные травматологи… Ты записал телефон Бродского?
— Записал…
— А к Харлампиеву прямо в клинику… Сядешь на метро, доедешь до «Калужской», или как там она сейчас называется, пройдешь прямо и повернешь направо… Тебе любой покажет.
— Не нужно все это, Гервасий Васильевич… — глухо проговорил Волков, пряча лицо от ветра. — Я вернусь. Я обязательно вернусь…
— Хорошо, хорошо… — торопливо перебил его Гервасий Васильевич. — И сам шевели пальцами почаще… Начинай потихоньку разрабатывать кисть. Достань кусок резиновой губки и сжимай ее…
— Я вернусь, — упрямо повторил Волков. Он обнял Гервасия Васильевича одной рукой и прижался лицом к его щеке. — Я, может быть, не один вернусь…
И тогда Гервасий Васильевич подумал о том, что он слишком стар для того, чтобы так долго себя сдерживать, — подбородок у него затрясся, и он почувствовал себя точно так же, как и много лет тому назад, когда на перроне Казанского вокзала провожал своего сына в Среднюю Азию.
— Ты мне только пиши! — прошептал Гервасий Васильевич. — Только пиши…
Он, кажется, даже сказал то же самое. И в этом не было ничего удивительного…
1968
120 
