Глава четырнадцатая Знать и уметь

Проблему света Саянов решил.

Путем осторожных экспериментов он выяснил, что ни одни из имеющихся в его распоряжении темных очков не дают необходимого затемнения, поскольку недостаточно плотно прилегают к лицу.

«Прибор дневного видения» Саянов изготовил из маски для подводного плавания. Срезал с нее нижнюю часть «носа», чтобы можно было нормально дышать, вставил изнутри светофильтры, снаружи приклеил стекла от больших зеркальных очков, дополнил устройство бейсболкой с длинным козырьком – и счел, что вопрос решен. Но оказался прав лишь отчасти. Солнце действительно больше не слепило его. Однако ходить в тропическую жару в пластиковой маске – занятие не из приятных. Пришлось снабдить прибор системой вентиляции. Конечная конструкция получилась не слишком элегантной, но за сохранность глаз можно было не беспокоиться. Кроме того, Олег оборудовал одну из комнат бунгало для «дневного режима»: закрыл щитами окна, а дверь завесил пледом. Теперь, в случае чего, он мог оставатся в бунгало днем и без маски.

Теперь у Саянова было то, чего, как выяснилось, ему очень не хватало. Возможность уединения.

Правда, Олега беспокоило, как Древние отнесутся к тому, что он будет время от времени «дневать» вне пещеры…

Древние отнеслись без восторга, но удерживать Саянова не стали. Он уже доказал свое право самостоятельно принимать решения.

– Хотел бы я услышать сказки, которые рассказывают ваши матери, – произнес Олег, глядя на дымчатую поверхность океана. – Тебе ведь рассказывали сказки, Шэ?

– Сказки? – Козоногая, сосредоточенно выковыривавшая мякоть из панциря краба, прекратила свое занятие и недоуменно посмотрела на Саянова. – Это что?

Теперь уже растерялся Олег.

– Ну, это такие истории… Волшебные истории. Допустим, о говорящих животных. О том, чего не бывает…

– О том, чего не бывает, или о говорящих животных?

Саянов почувствовал, что опять попал впросак.

– Ты хочешь сказать, что животные разговаривают?

– Конечно, – без тени сомнения подтвердила козоногая.

– И этот краб, которого ты ешь, он тоже разговаривает?

Шествующая посмотрела на Саянова с сомнением.

«Ты совсем дурак – или шутишь?» – читалось в ее взгляде.

– Этот – не разговаривает, – сказала она. – Он – мертвый.

– А был живой – разговаривал?

– Ну да.

– И что же он говорил? – спросил Саянов, который тоже усомнился: не разыгрывает ли его Древняя? Это было бы тем более странно, что с юмором у козоногих проблемы.

– Сначала просил отпустить его в море. Потом – не делать ему больно.

– Но ты его не послушалась?

– А почему я должна его слушаться? Он же краб. Пища.

– И что же, он так и сказал: не ешь меня?

– Так и сказал.

Лицо Шествующей было абсолютно спокойно. Ни тени улыбки. Она не шутила. Сюр какой-то получается.

– Шэ, у краба нет языка, нет голосовых связок. Я думаю, он вообще не способен издавать звуки, тем более говорить.

Древняя подумала некоторое время, потом ее озарило.

– Я поняла, – сказала она. – Ты думаешь: говорить можно только звуками. Как твоя собака.

Час от часу не легче.

– И что же говорит моя собака?

– Разное. Но она никогда не просила ее не есть! – Древняя улыбнулась. Вот теперь это точно был юмор. Специфический.

– Но вы все же ее не съели?

– Нет.

– Почему?

– Здесь хватает еды. А она – забавная. Говорит звуками, не боится. С ней можно играть.

– А кто говорит не звуками?

– Все живое, – ответила Древняя. – Кроме Детей Дыма.

– Ладно, – согласился Саянов, понимая, что разговор зашел в тупик.

Слова – одинаковые, а смысл в них он и козоногая вкладывают абсолютно разный. Впору задуматься: понимают ли они друг друга вообще?

– Ладно, расскажи мне вот что: чему учила тебя мать? Она ведь учила тебя, верно?

– Учила, – согласилась Древняя. – Ловить пищу учила, правильно чиститься. Еще: как готовить пищу для Дающего Семя.

  31