Глава 18

Кев не собирался отвечать на ее вопрос раньше, чем позаботится о ней. Он встал с постели и пошел на кухню, где имелась плита и медный бак для воды, к которому были подведены трубы от топки, так что подвод горячей воды был постоянным. Набрав воды в таз, он принес его в спальню, прихватив с собой чистое полотенце.

Он остановился на пороге, любуясь Уин, которая лежала на боку, завернувшись в белую простыню, и волосы ее ниспадали на плечи потоками золота с серебром. Но что ему было всего приятнее, так это выражение расслабленного удовлетворения на ее лице с припухшими от поцелуев губами. То был образ, словно пришедший к нему из самой сокровенной мечты. Он не мог поверить, что видит ее наяву, лежащей в его постели в ожидании его.

Он намочил полотенце и развернул простыню, зачарованный ее красотой. Он хотел ее, невзирая ни на что, будь она девственницей или нет… но в глубине души испытывал глубокое удовлетворение от сознания того, что был у нее первым. Никто до него не прикасался к ней, никто не дарил ей наслаждения, за исключением…

— Уин, — сказал он, нахмурившись, прикладывая влажную горячую ткань к чувствительному месту между бедрами. — В клинике на тебе когда-нибудь было надето меньше, чем твой костюм для гимнастики? Я хочу сказать, Харроу когда-нибудь смотрел на тебя?

Лицо ее оставалось серьезным, но в голубых глазах сверкнули озорные искорки.

— Ты спрашиваешь меня, видел ли когда-либо Джулиан, будучи моим врачом, меня обнаженной?

Кев был ревнив, и они оба об этом знали, но он не мог удержаться от того, чтобы не скривиться.

— Да.

— Нет, не видел, — спокойно ответила она. — Его интересовали мои дыхательные пути, которые, как тебе, очевидно, известно, находятся совсем не там, где репродуктивные органы.

— Он интересовался не только твоими легкими, — мрачно заявил Кев.

Уин улыбнулась:

— Если ты намерен увести меня в сторону от вопроса, который я задала тебе раньше, то у тебя ничего не получится. Что произошло с тобой вчера вечером, Кев?

Он прополоскал полотенце, смывая следы крови, выжал его и снова приложил теплый компресс к травмированному месту.

— Я был в тюрьме.

Уин округлила глаза.

— В тюрьме? Так это туда ходил Лео? Чтобы забрать тебя?

— Да.

— И почему, скажи на милость, ты оказался за решеткой?

— Я подрался в таверне.

Уин несколько раз прищелкнула языком.

— Это на тебя не похоже.

В тоне ее было столько иронии, что Кев и сам едва не рассмеялся. На самом деле он все же не смог удержаться от смеха. И смех мешал ему говорить. Но должно быть, выражение его лица было действительно очень странное, потому что Уин пристально на него посмотрела и села. Она убрала в сторону компресс и укрылась простыней, подтянув ее к подбородку. Она провела рукой по его голому плечу, словно хотела утешить. Уин продолжала ласкать Кева, поглаживая его грудь, его шею, и от каждого прикосновения ее руки он оттаивал все больше.

— До того как оказаться в вашей семье, — хрипло проговорил Кев, — смысл моего существования сводился к одному: я жил, чтобы драться. Я был… чудовищем. — Глядя в глаза Уин, он не увидел ничего, кроме сочувствия.

— Расскажи мне, — прошептала она.

Меррипен покачал головой. По спине его пробежала дрожь. Она закинула руку ему за шею. Медленно она опустила голову к его плечу, так что лицо ее оказалось наполовину скрыто от него.

— Расскажи мне, — настойчиво повторила она.

Кев понял, что пропал. Сейчас он не мог ничего от нее утаить. И он знал, что то, в чем он собирался признаться, внушит ей отвращение. Однако он все равно должен был ей рассказать.

Он безжалостно открыл ей все, пытаясь заставить ее понять, каким чудовищем он был, каким чудовищем до сих пор остается. Он рассказал ей о мальчиках, которых он избивал до кровавого месива, о тех, кто, возможно, умер потом. Он рассказал ей, как жил — словно зверь, питаясь объедками. Как воровал. Рассказал о приступах ярости, которые порой овладевали им. Он был убийцей, вором, попрошайкой. Он рассказал ей о жестокостях и унижениях — обо всем, о чем, наверное, не стоило рассказывать.

  89