Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
17 
Лондон. Женевьева. Черт. Впервые за весь вечер он осознал, что напрочь забыл о леди Кэмпден и ее угрозах. Он тяжело вздохнул. Он не хотел ее видеть. И вот вмешалась судьба, и его путь был предопределен. Женевьева может делать, что ей заблагорассудится; он упустил шанс остановить ее. Он надеялся на то, что ей хватит ума не рассказывать мужу об их недостойной связи, но если она все-таки это сделает, то так тому и быть.
Он подумал о ее бьющей в глаза чувственной красоте и, к своему удивлению, вспомнил о другой темноволосой красавице, что была моложе, гибче и грациознее. Ее грудь была высокой и крепкой. Ее глаза — васильково-синими, черты лица — тонкими, ноги — длинными и красивыми. Не будь она такой мстительной девчонкой, он бы нашел ее чертовски привлекательной.
Он подумал о ее тонкой талии, ее крепкой округлой попке, и его тело напряглось, лосины на чреслах натянулись.
Зачем обманываться? Эта женщина зажгла его кровь. За ужином, каждый раз, глядя на нее, он вспоминал о том, как она, сопротивляясь, изгибалась под ним в экипаже. А после того, как он боролся с ней в постели, он думал еще о ее нежной коже, о ее длинных упругих ногах, о ее плоском животе. Он помнил прикосновение ее грудей и желал их видеть.
Когда Рейн услышал шум в ее комнате, он поднялся наверх, увидел мальчишку и понял, что она на крыше, его сердце едва не выскочило из груди. Она чуть было не добилась своего. А могла бы погибнуть. И от одной мысли об этом у него защемило в груди.
Он втащил ее через окно и готов был задушить. Сквозь тонкую рубашку он ощутил ее груди, изгиб ее спины, и ему захотелось сорвать одежду с этого аппетитного тела и часами заниматься с ней любовью.
Если уж быть честным с самим собой, то не только правды желал он от привлекательной девчонки. А учитывая то, через что она заставила его пройти, он может себе позволить лелеять эту таившуюся где-то в глубине сознания мысль.
Его губы изогнулись в улыбке.
— Посмотрим, сорвиголова, не приведет ли путь твоей мести в мою постель.
Следуя по закутанной туманом дороге за молочным фургоном, Рейн усмехнулся про себя и перевел коня в галоп.
Глава 4
Поездка в фургоне казалась бесконечной.
Джоселин и Такер почти не разговаривали, оба слишком устали от напряженных событий этого вечера и слишком беспокоились за своего друга. Они вздремнули, склонив головы на деревянные борта фургона. В теле Джоселин болела каждая косточка, ее мускулы ныли от усталости, а на ногах после драки с виконтом остались синяки.
Этот сон длился недолго, но отдых придал Джо немного сил — достаточно, чтобы увернуться от метлы в руках возницы, обнаружившего их спящими в фургоне.
После этого они двинулись в город по узким улочкам в сторону чердака над пивной Боссуэлла возле Друри-Лейн. Даже в этот поздний час в старом покосившемся здании было шумно от клиентов, в основном — любителей джина, с треском катившихся в тартарары. Джоселин так привыкла к этому шуму, что почти не могла заснуть без него.
— Слава Богу, добрались, — сказала она Таку, когда они подходили по темному переулку к черному ходу.
— Надеюсь, Броуни там не слишком суетится. Мои повязки — не фонтан.
— Достаточно того, что они смогли остановить кровь. Это главное.
— Я перетянул ему руку веревкой. Это замедлило кровотечение.
Джоселин только кивнула, у нее засосало под ложечкой от мысли об умирающем Броуни. Приподняв желтое муслиновое платье, чтобы оно не волочилось по грязи, она взобралась по скрипучим ступенькам на чердак и распахнула дверь мансарды.
Броуни лежал на матрасе рядом с уголком, который Такер обустроил для себя. В противоположном конце комнаты за занавеской была постель Джоселин — они не могли себе позволить большего уединения. Маленькое слуховое оконце едва пропускало воздух, оно почти совсем почернело и засалилось от копоти, а их единственная роскошь — старинная железная жаровня на ножках — стояла рядом с дверью.
— Броуни, — тихо позвала Джоселин, опускаясь рядом с ним на колени. — Это я, Джо, Он схватил ее за руку, и она почувствовала, какая у него холодная и влажная ладонь.
— Я знал, что ты его обставишь. Смылась, да? Я горжусь тобой, Джоли.
— Такер помог мне сбежать. Теперь мы беспокоимся только о тебе.
Она подоткнула истертое одеяло, прикрывавшее седеющие волосы на смуглой груди Броуни, и взглянула на красный от крови рукав его домотканой рубашки. Он потерял много крови. Она видела, что он очень слаб.
17 
