Лили улыбнулась:
— Тогда мы, конечно, останемся.
Ройял бросил взгляд на плотно закрытые двери.
— Ладно, хватит пустой болтовни. Что Элизабет Холлоуэй делает в твоем доме?
Уголки губ Риса слегка приподнялись.
— Заехала по-соседски в гости. Пробудет здесь не более пары недель. И только. Считаешь это не слишком хорошей идеей?
Брови Ройяла взлетели вверх.
— Хорошей идеей? Женщина бросила тебя ради другого мужчины! Обманула, нарушила обещание стать твоей женой. Разбила твое сердце. И теперь она здесь? Ты что, сошел с ума?
Рис рассмеялся. Не смог удержаться. Ройял смотрел на него так, словно и вправду решил, что его брат свихнулся.
— Ты смеешься? Довольно странно… Ты много лет не смеялся.
Рис с трудом сдерживал улыбку:
— Прости. Слышал бы ты себя! Давай присядем, и я объясню, почему Элизабет с сыном здесь. А потом мы пригласим тетю присоединиться к нам.
Кинув на брата оценивающий взгляд, Ройял направился к дивану и сел рядом с женой.
Неужели он в самом деле так редко смеялся? Наверное, возвращение в деревню оказало на него благотворное влияние, как и предсказывал отец.
Или, может, на него так подействовало решение во что бы то ни стало завлечь Элизабет в свою постель?
В его памяти всплыли их горячие поцелуи, ее удивленный взгляд, когда их губы разомкнулись, и веселое настроение улетучилось. Элизабет останется в его доме, пока не разрешатся ее проблемы. Он же тем временем постарается извлечь максимум пользы из ситуации и, если получится, хоть чуть-чуть отомстит ей за обман.
Постелью все и закончится. Он не позволит женщине снова над ним властвовать, как властвовала все эти годы.
Возврата к прошлому не будет.
— Продолжай, — сказал Ройял, возвращая Риса к настоящему. — Мне не терпится услышать историю от начала до конца.
Не зная, как лучше все объяснить, Рис вздохнул.
Элизабет с трудом выдержала обильный ужин, поданный в столовой. Состоявший из шести блюд, он включал ростбиф и сытный йоркширский пудинг. Хотя еда была выше всяких похвал, она едва могла заставить себя есть.
Весь вечер она то и дело ловила на себе враждебные взгляды. Только ее светлость Лили Дьюар, герцогиня Брэнсфорд, была настроена более дружелюбно. У Элизабет появилось ощущение, что молодая женщина знала, каково это — быть изгоем в обществе.
Возможно, по этой причине герцогиня предложила ей встретиться на следующий день за чаем в уютной обстановке гостиной с окнами в сад.
В платье из бледно-зеленого шелка, расшитого крохотными розочками, герцогиня при появлении Элизабет встала.
— Я очень рада, что вы нашли возможность встретиться со мной.
— Спасибо, что пригласили, — ответила Элизабет. — Я рада женской компании. Хотя, должна признать, сомневаюсь, что ваш муж это одобрит.
Герцогиня улыбнулась.
— Ройял хотя и герцог, но не всегда добивается того, чего хочет.
Элизабет поймала себя на том, что тоже улыбнулась в ответ.
— Давайте присядем, — предложила герцогиня.
Элизабет опустилась в кресло, Обитое голубым ситцем в цветочек, напротив такого же дивана. В комнате были белые лепные потолки и бело-голубая мебель, прекрасно гармонировавшая с видом сада за окном.
Лили наклонилась и начала разливать чай в фарфоровые чашки.
— Рис рассказал, почему вы здесь с сыном. Мне знакомо это чувство, когда тебе не к кому обратиться.
— Правда?
— Два кусочка или один? — спросила герцогиня.
— Одного достаточно. Спасибо.
Помешав ложечкой чай, герцогиня протянула чашку с блюдцем Элизабет.
— Мои родители умерли, когда мне было двенадцать. Если бы меня не взял мой дядя, боюсь даже представить, что со мной стало бы. Жизнь у нас была тяжелая, но по крайней мере меня воспитывал человек, который меня любил.
— Моя мать умерла, когда мне было пять лет, и меня растил отец. Он умер четыре года назад.
Герцогиня помешивала свой чай.
— Я кое-что слышала, знаю, что вы с Рисом собирались пожениться, но вышли замуж за другого мужчину. Вероятно, вам стоило большого мужества обратиться к Рису за помощью?
Элизабет аккуратно поставила блюдце на стол.
— Мне больше не к кому было идти.
— У вас не было человека, которому вы могли бы довериться? Вы это имели в виду?
— Да.
— Вероятно, вы весьма высокого мнения о лорде Рисе.
— Он всегда вызывал у меня восхищение.