Глава 23

Чувствуя, что, несмотря на всё своё внешнее спокойствие, Кристофер готов взорваться, Беатрис подождала, пока он не допил шампанское.

— О, господи, — сказала она достаточно громко для того, чтобы её услышали люди вокруг. — Боюсь, ото всех волнений сегодняшнего вечера у меня закружилась голова. Капитал Фелан, вы не проводите меня в гостиную?

Её вопрос был встречен сочувствующим перешёптыванием, ведь любое подтверждение деликатной женской природы всегда приветствовалось.

Пытаясь принять вид слабый и болезненный, Беатрис ухватилась за руку Криса, и он повёл её прочь из бального зала. Но вместо того, чтобы направиться в гостиную, они вышли на улицу и расположились на одной из скамеек, стоящих вдоль посыпанной гравием дорожки.

Сидели они молча. Им не нужны были слова, чтобы понимать друг друга. Одной рукой Кристофер обнимал Беа, губами прижимаясь к её волосам. Беатрис слушала звуки близ растущего ночного леса — скрип и шелест, переливающееся пение лягушек, хлопанье крыльев птиц и летучих мышей. Через некоторое время она почувствовала, как грудь Кристофера поднялась и опустилась в глубоком вздохе.

— Мне жаль, — сказала она тихо, зная, что он думает о Марке Беннетте, друге, которого не смог спасти. — Я понимаю, почему эта награда так тебе отвратительна.

Кристофер молчал. От него исходило почти осязаемое напряжение, и Беатрис понимала, что среди всех тех тёмных воспоминаний, которые он прятал, это было самым страшным.

— Можно ли отказаться от медали? — спросила она. — Потерять право на неё?

— Не по собственному желанию. Я должен нарушить закон или совершить какой-то вопиющий проступок, чтобы меня исключили из списка награждаемых.

— Мы можем придумать для тебя преступление, — предложила Беатрис. — Уверена, моя семья выдвинет парочку блестящих вариантов.

Кристофер взглянул на неё. В лунном свете его глаза сияли, как посеребрённое стекло. На мгновение она испугалась, что её попытка легкомысленно пошутить могла разозлить его. Но он приглушенно рассмеялся и заключил её в объятья.

— Беатрис, — прошептал он. — Ты всегда будешь нужна мне.

Они задержались на улице на несколько минут дольше, чем следовало, даря друг другу ласки и поцелуи, пока оба не начали задыхаться от жажды, которую невозможно было сейчас утолить. Кристофер тихонько застонал и, подняв Беатрис со скамейки, повел её обратно в дом.

Там, смешавшись с гостями, весело болтая и притворяясь, что ей интересны советы, которые они давали, Беатрис украдкой, когда это только было возможно, поглядывала на Кристофера. Он держался спокойно, если не сказать стоически, сохраняя солдатскую выдержку. Перед ним лебезили все, даже те, чьё положение в обществе и аристократическое происхождение намного превосходили его. И несмотря на то, что он великолепно контролировал себя, она чувствовала его беспокойство, даже враждебность, вызванные попытками приспособиться к среде, которая раньше была такой привычной. Он чувствовал себя не в своей тарелке среди старых друзей, которые не хотели обсуждать ни то, что он пережил на войне, ни то, что он там совершал. Все считали возможным говорить только о наградах, золотом шитье на мундирах и о патриотической музыке. И поэтому Кристофер мог позволить себе показывать свои истинные чувства и эмоции лишь в кратких и осторожных замечаниях.

— Беатрис, — воспользовавшись тем, что на мгновение подруга осталась в одиночестве, к ней подошла Одри и мягко отвела в сторону. — Пойдём со мной, я хочу кое-что тебе отдать.

Они направились в заднюю часть дома к лестнице, которая вела в комнату странной формы на втором этаже. В этом заключалось одно из очарований Рэмси-Хауса. Здесь были комнаты и странные помещения без определенного назначения, которые, казалось, органично возникали из основной части поместья.

Беатрис и Одри по-дружески уселись на ступеньках.

  98