Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
20 
– Именно этого я и хочу, – ответил Конрад, ощущая себя загнанным в угол. – Но, в то же время, во имя вашей же пользы, я не должен терять голову.
– Вы имеете в виду… не должны увлекаться мной, – логично завершила Делора.
– Не совсем так. Я лишь пытаюсь помочь вам.
Говоря это, Конрад знал, что хочет сказать – что бы ни случилось, этой девочке не стоит сильно на него рассчитывать, ибо, как только они доберутся до Антигуа, ему все равно придется предать ее.
Более того, она ни при каких обстоятельствах не должна влюбиться в него.
Он не думал, что это может произойти – ведь Делора намного младше и неопытнее его не только по возрасту, но и совсем в другом смысле.
Но он был бы бесчувственным, если бы не замечал, как привлекают женщин его взгляд, его слава и сами его манеры.
И, хотя с момента, когда он встретил Надин, Конрад старался хранить ей верность, ведь она давала ему то, что нужно каждому моряку – ощущение дома, он знал, что его любви хотят многие женщины.
Но поскольку они пытались всеми силами поставить его в позицию просителя, он отвечал им той же монетой.
И когда они увлекались Конрадом, он оставался холоден и неприступен.
Он делал все, что они позволяли ему. И в то же время, понимал, что в их отношениях нет ничего серьезного; для него они были словно цветы, украшающие обеденный стол и увядающие на следующий день.
Любые affaire de coeur1, в которые он бывал вовлечен, происходили с участием женщин прекрасно контролирующих себя и понимающих, что при игре с огнем можно обжечься.
Делора же была совсем другая. Конраду хотелось думать о ней – с самой первой их встречи – как о ребенке.
Тем не менее, он понимал, что ее пытливый ум уже давно не занимают детские мысли, и что сейчас в ней, словно бутон розы, расцветают чувства.
Для того, чтобы превратиться в женщину ей необходимо было лишь одно – любовь.
Ему неожиданно пришла в голову идея, насколько заманчиво и волнующе было бы показать ей все прелести любви.
Но его настолько шокировало, что такая идея могла прийти ему в голову, что он сказал себе – этому не бывать.
Было бы нечестно, не правильно воспользоваться оказанным ему, как родственнику, доверием, заставив Делору думать о нем, как о мужчине.
Кроме того, она уже обручена, и не в его компетенции обсуждать нрав и репутацию ее будущего мужа.
Но даже приказав себе думать так, он не мог избавиться от мысли, что ее – столь чистую и невинную – возьмет, или, вернее сказать, опорочит, такой монстр, как Граммель.
Вспомнив о человеке, по адресу которого он слышал лишь ругательства, сделавшие бы честь любому боцману, любящему крепкое словцо, Конрад невольно сжал кулаки. Этот человек позорил не только свой род, но и сословие, к которому принадлежал.
В этот момент, к своему удивлению, он услышал, как Делора – словно прочитав его мысли – прошептала:
– Если вы… думая о нем так переживаете… то что же… должна чувствовать я?
Глава 4
Стоя на полуюте и вглядываясь в океан, простирающийся впереди корабля, Конрад неожиданно заметил внизу маленькую фигурку, идущую по юту.
Они уже десять дней находились в пути. Атлантика, разбушевавшаяся, поначалу теперь затихала – поверхность океана бороздили некрупные волны.
Миссис Мельхиш все еще и не появлялась; Делора сообщила, что она собирается находиться в каюте до тех пор, пока океан не успокоится.
– Чего никогда не случится, ибо она ненавидит море и ждет не дождется, когда можно будет ступить на твердую землю.
Это приводило к тому, что Конрад находился рядом с кузиной гораздо больше времени, чем ему полагалось как капитану.
Он стал понимать, насколько грустные мысли одолевают Делору, когда она остается в одиночестве и, к своему удивлению, стал сопереживать ей.
Заходя к ней в каюту, он видел, как страх уходит из глаз девушки.
Посмотрев на мачты, он вновь заметил ее. По кораблю девушка ходила в синем плаще, отороченном горностаем, с капюшоном, так же отделанным белым мехом.
Мех обрамлял ее лицо, придавая девушке вид неземного существа; впечатление рассеивалось лишь когда она улыбалась, и в уголках рта появлялись озорные морщинки.
– Она прекрасна! Прекрасна! – говорил он себе, неся долгие ночные вахты. – Как я могу отдать ее в руки чудовища?
Постепенно, из глубин памяти поднимались воспоминания о том, что еще он слышал о лорде Граммеле, воспоминания о деяниях настолько отвратительных и тошнотворных, что Конрад гнал их прочь.
20 
