Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
18 
Чарльз ехал верхом рядом с каретой тети до самого ее дома, там он вверил тетю в руки ее неустрашимой экономки, которая не боялась ни черта ни дьявола, и повернул на север. Ему предстояло почти два часа пути до постоялого двора недалеко от Лалэма, где на рассвете он сядет на лондонский поезд.
Луны почти не было видно. Вокруг белым саваном сгущался туман.
Его лошадь ступала осторожно, и звук ее копыт не слишком нарушал окрестную тишину.
Давина, Давина. Это имя снова и снова слетало с его губ. Она пленила его. Неимоверную боль доставляла ему мысль о том, что она никогда не будет принадлежать ему — он не позволит себе ухаживать за девушкой, если не будет в состоянии полностью обеспечить ее.
Чарльз так увлекся мыслями о Давине, что совершенно забыл об осторожности.
Они напали на него из тумана, трое или четверо мужчин в масках. Вначале его лошадь испуганно присела и попятилась назад. Потом удар дубинки выбил его из седла и он тяжело упал на землю. Чарльз попробовал выхватить револьвер, но второй удар в висок не дал ему этого сделать.
Тогда он поднялся на ноги и попытался отбиться, но удары сыпались на него со всех сторон. Его избивали, пока он не упал на колени, продолжали бить и после этого.
На губах он почувствовал грязь, потом все чувства пропали, осталась только темнота и дождь, который безжалостно поливал его бесчувственное тело.
«Давина», это было последнее слово, которое он произнес, имя, которое, сорвавшись с его уст, поднялось вверх и как легчайшая паутинка полетело по ночному небу.
Глава четвертая
Давина лежала и темноте и прислушивалась к далеким раскатам грома. Ей было грустно и тоскливо.
Шесть дней уже прошло после того как лорд Дэлвертон отправился в Лондон.
Шесть дней бесконечной тишины и ожидания весточки.
Поначалу она бранила себя за детскую нетерпеливость. Прежде чем начинать ждать письма, лорду Дэлвертону нужно было дать время хотя бы добраться до письменного стола!
Ему нужно будет наточить перо, наполнить чернильницу, разложить, перед собой листы бумаги, дождаться вдохновения. Написав письмо, ему еще нужно сложить его, запечатать конверт, послать за слугой, который отнесет письмо в почтовую службу.
Однако после пяти дней безмолвия ей пришлось посмотреть, правде в лицо.
Лорд Дэлвертон забыл о ней. Блеск Лондона стер из его памяти обещание, данное девушке из Прайори-Парка.
Давиной начала овладевать глубокая хандра.
Визиты Говарда не могли поднять ей настроение. Едва ли она замечала его знаки внимания, букеты пахучих цветов, которые он преподносил ей, шоколад, заказанный в дорогом магазине Лалэма. В ней пробуждался интерес только тогда, когда он упоминал Чарльза.
Замечая это, Говард хмурился.
Он не знал, питал ли Чарльз какие-либо чувства к Давине, но совершенно очевидно, что Давине Чарльз был не безразличен. Это нужно было пресечь в корне! В любви как на войне, все средства хороши. Для Давины он был парой ничуть не хуже своею брата.
Даже лучше, считал он, поскольку был не таким занудой и обладал куда большим опытом в отношениях с прекрасным полом. Он был уверен, что Давина станет его, и это лишь вопрос времени.
Чтобы привлечь к себе внимание девушки, он стал все чаше и чаше говорить о брате. Вскоре начал убеждать ее, что Чарльз — любитель женщин и к тому же очень легко увлекается. Говард даже почувствовал укор совести, когда увидел, как затуманились ее глаза, но он твердо знал, что перед тем как начать по-настоящему ухаживать самому, ему нужно заставить се забыть Чарльза.
— Бедный брат, — вздыхал Говард. — Он совершенно теряет голову, когда видит хорошенькое личико. Именно потому он до сих пор не женат, хотя в его тридцать уже следовало бы подумать о продолжении рода Дэлвертонов. За шесть месяцев, прошедших с его возвращения из Африки, он потратил все свои сбережения на женщин. Сколько их было!..
Сколько их было! Именно эти слова не давали покоя Давине этим вечером, когда она прислушивалась к надвигающейся грозе.
В душной комнате лицо ее раскраснелось. Она отбросила в сторону одеяло и теперь лежала на постели в одной шелковой ночной рубашке. Вспышки молнии освещали занавешенное окно, а рокочущий гром напоминал вырвавшегося на волю взбешенного зверя.
С ее уст сорвался стон, когда она представила себе, как в эту минуту лорд Дэлвертон заключает в объятия другую.
18 
