очень нудно 
8 
– Не надо! – Его голос был грубым, в нем слышались страх и напряжение... и что-то еще... похожее на вожделение.
Алина снова задвигалась, подгоняемая страстным желанием того, чему не могла подобрать слов. Она хотела... его губ, рук... тела... хотела владеть им и отдаться ему. Ее тело стало податливым, нежное место между ногами нестерпимо томилось от каждого прикосновения твердого выступа...
– Я люблю тебя, – горячо шептала она, убеждая его в своем желании. – И буду любить тебя до конца моей жизни. Ты единственный мужчина, о котором я мечтаю, Маккена. Единственный...
Ее слова растаяли, когда он закрыл ей рот мягким, глубоким поцелуем. Она застонала, чувствуя, как кончик его языка нежно обследует глубины ее рта. Он целовал, словно крал секреты ее красоты, опустошая с исключительной нежностью. Умирая от желания, она просунула руки под его рубашку, наслаждаясь гладкостью кожи и мощью мускулов. Он был само совершенство, его тело – столь безупречное и здоровое, словно отлитое из стали, – вызывало чувство благоговейного трепета.
Его язык проникал все глубже, она тихо постанывала от возрастающего удовольствия. Маккена крепко обнимал, но не спешил обрушиться на нее всем телом, даже когда продолжал соблазнять ее глубокими, проникновенно сладкими поцелуями. Его дыхание было неровным и слишком частым, словно он пробежал несколько миль без остановки. Алина прижималась губами к его губам и шее, открыв, что его сердце бьется в унисон с ее собственным. Он понимал, как и она, что каждое мгновение этой запретной близости сулит награду, от которой ни один из них не сможет отказаться. Возбужденный сверх меры, Маккена потянулся к пуговицам на ее платье, затем заколебался, пытаясь взять себя в руки.
– Продолжай, – шепнула Алина, слыша стук собственного сердца. Она покрывала поцелуями скулы, щеки – каждую частичку его лица, до которой могла дотянуться. Найдя чувствительное место на шее, она сосредоточилась и приникла к нему влажными губами, пока все его тело не задрожало. – Не останавливайся, —лихорадочно шептали ее губы. – Не останавливайся. Нас никто не видит. Люби меня, Маккена... пожалуйста, люби меня.
Слова, казалось, сломили его сопротивление, он издал горловой звук, а пальцы быстро начали расстегивать ряд пуговиц. Алина была без корсета, ничего, кроме тонкой батистовой сорочки, облегавшей полную грудь. Маккена спустил сорочку вниз, открывая розовые бутоны сосков. Алина смотрела в напряженное лицо, радуясь его сосредоточенному выражению и тому, как глаза юноши сузились от страсти. Он коснулся ее груди, проведя ладонью по округлым изгибам, большими пальцами прошелся по соскам. Склонившись, он стал ласкать их языком. Алина стонала от удовольствия, ее мысли трепетали как пламя и превращались в пепел, когда он вбирал в рот то один сосок, то другой. Он сжимал, поглаживал, ласкал их, пока горячий поток желания не проник в каждую клеточку ее тела и сокровенное место между бедер не начало пульсировать в лихорадочном ожидании. Шумно выдохнув, Маккена прижался щекой к ее разгоряченной мягкой груди.
Не в состоянии остановиться, Алина просунула пальцы под пояс его брюк, не расстегивая ремня. Поверхность живота была рельефной и шелковой, за исключением той части, что была покрыта жесткими курчавыми волосками. Дрожащей рукой она взялась за верхнюю пуговицу на брюках.
– Я хочу прикоснуться к тебе... там, – шептала она. – Я хочу почувствовать тебя там...
– Черт, нет! – взмолился Маккена, хватая ее за запястья и поднимая руки Алины вверх над головой. Его бирюзовые глаза сверкали, словно бриллианты, пока ненасытный взгляд путешествовал от ее рта к груди. – Ради Бога, я не смогу контролировать себя. Если ты дотронешься до меня, я не смогу остановиться и не познать тебя.
Она беспомощно корчилась под ним.
– Я этого и хочу.
– Я знаю, – бормотал Маккена, вытирая вспотевший лоб рукавом, но продолжая удерживать ее запястья. – Но я не могу сделать это. Ты должна сохранить девственность.
Алина сердито потянулась, пытаясь высвободить руки.
– Я делаю что хочу! И пошла она ко всем чертям!
– Слишком смелые рассуждения, – иронично заметил он. – Интересно, что ты скажешь мужу в вашу первую брачную ночь, когда он поймет, что кто-то уже лишил тебя невинности?
Невинность. Это прозвучало так нелепо, что заставило Алину саркастически улыбнуться. Девственность – вот единственная ее ценность. Она смотрела в его глаза и чувствовала, как землю накрывает тень. А он был единственным лучиком света.
8 
