Последние отзывы

  17  

Алина свернулась клубочком и смотрела в пустоту, лежа на кушетке около старинного окна. Узкий подоконник был уставлен маленькими предметами: миниатюрная металлическая лошадка, пара солдатиков, один из которых потерял руку, простая деревянная пуговица от мужской рубашки, маленький складной нож с костяной ручкой, – все эти вещи когда-то принадлежали Маккене, Алина бережно хранила их. Ее пальцы сжимали карманного размера книжечку стихов, по которой детей обучали грамоте и правописанию. Миссис Фэрклот помнила, что часто видела Алину и Маккену склонившимися над этой книжкой, их детские головки соприкасались, когда Алина пыталась научить его грамоте. А Маккена слушал, хотя и неохотно – он скорее предпочел бы бегать по лесу, как дикарь.

Миссис Фэрклот поставила поднос с супом и тостами на колени Алины.

– Вы должны поесть, – сказала она, пряча беспокойство за строгим тоном.

Прошел месяц, как Маккена уехал, и с тех пор Алина потеряла аппетит и сон. Разбитая и подавленная, она проводила все свободное время в одиночестве. Когда ее обязывали принять участие в семейном ужине, она сидела, не притрагиваясь к еде, и не говорила ни слова. Граф и графиня воспринимали ее поведение как детский каприз, тогда как миссис Фэрклот придерживалась иного мнения и поражалась бессердечности родителей, которые с такой легкостью перечеркнули то, что было между Алиной и Маккеной. Она пыталась убедить себя не переживать так сильно, говорила, что они всего лишь дети, а раз так, то все пройдет со временем. Но отъезд Маккены совершенно выбил Алину из колеи.

– Я тоже скучаю по нему, – вздохнула экономка, чувствуя, как комок, застрявший в горле, мешает ей говорить, – Но вы должны понимать, что для него так лучше. Разве вы хотели бы, чтобы он остался здесь и мучился из-за того, что не может получить желаемое? Куда это годится? Посмотрите на себя, вы побледнели и похудели, а волосы стали тусклыми и жесткими, как лошадиный хвост. Что сказал бы Маккена, если б увидел вас сейчас?

Алина подняла на нее тяжелый взгляд.

– Он подумал бы, что это плата за мою жестокость.

– Он когда-нибудь все поймет. Он поразмыслит и поймет, что вы сделали все это только ради него.

– Вы так думаете? – спросила Алина без видимого интереса.

– Конечно,– твердо ответила миссис Фэрклот.

– Не уверена. —Алина взяла оловянную лошадку с подоконника и рассматривала ее без всяких эмоций. – Я думаю, что Маккена возненавидел меня до конца жизни.

Экономка слушала Алину и все больше убеждалась в том, что, если немедленно не предпринять что-то, что бы вывело ее из этого состояния, ее здоровье будет непоправимо подорвано.

– Возможно, мне следует сказать вам... я получила от него письмо, – сообщила миссис Фэрклот, хотя поначалу хотела сохранить это в тайне. Она боялась реакции Алины на эту новость. А если бы граф узнал, что миссис Фэрклот позволила Алине увидеть письмо, еще одно место освободилось бы в Стоуни-Кросс-Парке – ее собственное.

Темные глаза девушки внезапно ожили и наполнились блеском.

– Когда?

– Этим утром.

– И что он пишет? Как он?

– Я еще не прочла письмо, виной всему мои глаза... Мне нужен свет, к тому же куда-то запропастились мои очки...

Алина отодвинула поднос в сторону и живо спросила:

– Где это письмо? Дайте мне его сейчас же! О, почему вы раньше не сказали?

Обеспокоенная ярким румянцем, который покрыл щеки Алины, миссис Фэрклот постаралась успокоить ее.

– Письмо у меня в комнате, но вы не получите его, пока на этом подносе останется хоть одна крошка, – твердо сказала она. – Как я знаю, вы вчера не проглотили ни кусочка, скоро вы так ослабнете, что не сможете подняться по лестнице.

– Господи, как вы можете говорить о еде! – вспыхнула Алина.

Но миссис Фэрклот стояла на своем и не моргая смотрела в глаза Алины, пока девушка не сдалась, подняв руки вверх. Она взяла кусок хлеба с подноса и стала демонстративно жевать его.

Экономка с удовлетворением следила за ней.

– Вот так-то лучше. Позовете меня, когда закончите. Я буду на кухне. И мы пойдем ко мне читать письмо.

Алина так быстро ела, что едва не подавилась хлебом. Она лучше справилась с супом, хотя ложка дрожала в руке и несколько капель упало на поднос. Она не могла сосредоточиться ни на одной мысли, все в голове кружилось и плыло. Конечно, в письме Маккены не будет ни слова о прощении или понимании, скорее всего он вообще не упомянет ее имя. Это не имело значения. Все, что ей было нужно, – убедиться, что он жив и здоров. О Господи, как же она хотела узнать хоть что-то о нем!

  17