Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
16 
Вскоре появился стюард с чашкой бульона и сухарями, и Брендон заставил Присциллу поесть.
– Здесь немного, вам это пойдет только на пользу. Постарайтесь удержать бульон в желудке, и если получится, я пришлю попозже еще столько же.
Поскольку на палубе и впрямь никого не оказалось, Присцилла почувствовала себя увереннее. Выпив бульон и с удивлением убедившись, что тошнота не возвращается, она начала грызть сухари.
– Никогда еще еда не казалась мне такой вкусной.
– Шторм уже позади, и море успокаивается, – заметил Брендон более благодушно, чем прежде. – Свежий воздух – лучшее лекарство от морской болезни.
Снова вспомнив обстоятельства, при которых ее увлекли на палубу, Присцилла посмотрела на себя и ужаснулась. Промокшая от пота сорочка, свалявшиеся волосы… Ей захотелось заползти в какой-нибудь угол и там умереть от стыда.
– Полагаю, на этом судне невозможно принять ванну?
– Ошибаетесь, мисс Уиллз. Это, конечно, не пассажирский пароход, но капитан Донахью – человек весьма изобретательный. Он как-то ухитряется нагревать воду с помощью корабельного двигателя. После недавнего ливня пресной воды на пароходе много, а поскольку других страдающих дам здесь нет, на вашу долю хватит. – Он заметил новый приступ смущения и поспешил добавить: – Особенно если в знак благодарности вы составите капитану компанию за ужином.
Присцилла порывалась подняться с его колен, но была еще слишком слаба, поэтому ограничилась тем, что, посмотрев ему в глаза, заметила:
– Я сказала, что доверяю вам, мистер Траск, и не ошиблась, однако никогда, никогда не прощу вам того, как беспощадно вы пренебрегли моим чувством собственного достоинства.
Воцарилось молчание. Брендон, глядя из-под ресниц на все то, что мог различить под тонкой ночной сорочкой, думал: приходило ли в голову Присцилле, что он уже не раз представлял ее совершенно обнаженной?
Глава 3
Присцилла, взяв последние две заколки, закрепила над ушами тяжелые волны каштановых волос. Зеркальце над небольшим секретером было до того крохотным, что в нем она видела только малую часть общей картины. Секретер, довольно ободранный столик с фарфоровым кувшином, единственный стул и узкая койка, укрепленная на стене, составляли всю меблировку каюты (а таковых имелось лишь несколько на внутренней палубе парохода).
Два дня назад, в ту памятную ночь, она вернулась с палубы и обнаружила, что ее каюта вычищена до блеска. Как и обещал Траск, капитан Донахью охотно согласился предоставить пассажирке медную лохань, полную восхитительно горячей воды. Присцилла погрузилась в нее, застонав от наслаждения.
Никто, как выяснилось, и не думал смеяться над ней или осуждать за слабость. Напротив, капитан прислал записку, где извинялся за неудобства, которым она подверглась, находясь на «его территории». Он даже не пытался оправдаться тем, что «Уиндем» – судно торговое, вовсе не приспособленное для перевозки людей. Первый помощник рассыпался в извинениях лично. Пришлось заверить его, что Присцилла совсем не нуждается в каких-то особенных удобствах и вполне готова довольствоваться теми же, что и другие пассажиры. Все, чего она хотела, – это добраться наконец до Корпус-Кристи и сойти на твердую землю.
Ей потребовалось двое суток, чтобы оправиться от пережитого, но аппетит вернулся сразу и с необычайной силой, поэтому Присцилла вскоре набрала потерянный вес. Все это время Траск вел себя заботливо и предупредительно, словно желая возместить прежний недостаток внимания. Он сам приносил в каюту подносы с едой и дважды в день сопровождал Присциллу на прогулку по палубе. Поскольку она была не в настроении беседовать, прогулки эти проходили в молчании. Но сегодня – другое дело.
Еще раз повернувшись перед зеркальцем, Присцилла взяла сережки с жемчугом (единственное наследство, доставшееся от матери, которую она не помнила) и после короткого раздумья надела их. Добряк капитан, по-прежнему полный раскаяния, решил отметить последний день ее пребывания на борту скромным торжеством. По этому случаю Присцилла еще раз приняла ванну, отдав должное единственному удобству «Уиндема», и достала из сундука с приданым одно из платьев, сшитых собственными руками.
Она бы охотно постояла перед большим, в полный рост, зеркалом, ибо желала удостовериться, что выглядит неплохо, но это было невозможно. Оставалось лишь надеяться, что выбранный наряд оправдает себя. Платье девушка сшила уже после смерти тети Мэдди, давняя подруга которой, Элла Симпсон, преподнесла ей ткань в виде свадебного подарка. Розовый креп, воздушный и приятный на ощупь, не шел ни в какое сравнение с тканями, из которых Присцилла шила платья прежде.
16 
