Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
83 
Духарев послал Понятку вперед: на всякий случай. Сам ехал впереди с Машегом.
Устах и Гололоб гнали вьючных.
Миновали желтые поля, где местные выращивали сурожь – рожь пополам с пшеницей. Более неприхотливая рожь поднималась над пшеницей, оберегала ее от зноя. Сурожь тут возделывали повсеместно. Надо полагать, и море звали Сурожским из-за этого.
Элда некоторое время ехала в стороне, потом пристроилась слева от Духарева.
– Броню сними,– сказал ей Сергей.– Жарко сегодня. Успеешь облачиться, если что.
Нурманка фыркнула. Однако минуток через сорок решилась: взялась снимать панцырь, но запуталась в ремнях и едва не свалилась с лошади. Машег тут же оказался рядом, поддержал, помог разоблачиться. Сам он был в одной лишь свободной рубахе из тускло-серого шелка. А вот нижняя рубаха Элды под стеганой поддевкой промокла насквозь и липла к роскошному, по крайней мере, с точки зрения хузарина, телу. Но Машег воздержался от комплиментов фигуре нурманки, предусмотрительно похвалил лишь качество ее панцыря. Похвала была принята благосклонно, хузарин и нурманка поехали рядом. Духарев поглядывал на них и тихо радовался. С женщинами, подобными Элде, он не любил строить долговременных отношений. Проблем больше, чем удовольствия. А просто перепихнуться и забыть… Нехорошо выйдет. Все-таки он обещал Халли присмотреть за его женой. Вряд ли нурман вкладывал в понятие «позаботиться» мимолетную связь. А стоит только дать повод и… Нет уж, пусть нурманской красавицей занимается Машег. В том, что хузарин сумеет очаровать Элду, Духарев не сомневался. Вообще-то, у хузар рожи примерно как у печенегов: плоские, скуластые, будто блюдца, вылепленные не шибко умелым гончаром. Но белые хузары – дело иное. Их предки веками брали в жены лучших красавиц, мадьярок, славянок, ромеек, арабок. Потому-то у смуглого Машега глаза серые, а кость хоть и тонкая, да крепкая, как у арабского коня. Ростом не очень, зато аристократически красив, куда красивей лицом, чем сам Серега.
Пересекли русло маленькой речушки. Воды в ней было – хомячку по пояс, но по берегам весело зеленели деревца, и трава поднималась выше и гуще, чем в открытой степи, поскольку дождя не было давненько – и не предвиделось, судя по безоблачному небу.
Духарев поглядел на это самое небо, прикинул время, скомандовал:
– Привал!
Коней расседлывать не стали: мало ли? Зато сами с удовольствием избавились от военной «сбруи».
Серега скинул сапожки и с кайфом прошелся по желтоватой водичке. Подумал: не окунуться ли? Что за жизнь такая: вчера только мылся, а сегодня опять – как запаренная лошадь! Хотя это, вероятно, дело привычки. Вон, те же печенеги вообще не моются. Разве что случайно: например, во время переправы.
Тут Духарев услышал рядом с собой плеск, обернулся и… обнаружил Элду. В первозданной красе дочери Евы. И вынужден был признать, что сложена нурманка – как надо. Никаких культуристских мужеподобных мышц. Отличная спортивная фигурка: плоский живот, тонкая талия, округлые бедра, ноги вполне приличной длины. И бюст тоже приличный – упругость даже глазами чувствуется. Если к этому прибавить белокурые пушистые волосы и синие глаза…
– Чего уставился? – не без вызова спросила Элда.– Нравлюсь?
– Да как тебе сказать…– промямлил Духарев.
Вот вчера зрелище обнаженной женщины вскипятило Серегины гормоны – не удержался бы… А после прошлой ночи… Не то чтобы совсем ничего, но существенно полегче.
Нурманка явно ожидала более эмоциональной реакции: фыркнула презрительно, опустилась на корточки, придерживая косу левой рукой, и шумно помочилась.
Духарев сделал вид, что не заметил.
«Ползет шифер у бабы,– подумал он.– И есть от чего».
На песочек рядышком неожиданно спрыгнул Машег.
Элда от неожиданности ахнула, рефлекторно прикрылась руками… и тут же густо покраснела.
– Дурень! – бросила она Машегу, опуская руки.
Стыдилась она явно не наготы, а того, что отреагировала по-бабьи, а не по-воински.
«Да,– подумал Духарев.– Хоть и учил ее отец – а недоучил».
Любой сопливый отрок на ее месте, испугавшись, не прикрываться бы стал, а к оружию дернулся.
– Ax! – проговорил Машег, обольстительно улыбаясь.– Никогда не видел кожу столь дивной белизны! Позволишь ли ты, подобная прекрасной валькирии, скромному воину окунуться в омывшие тебя воды и смыть пот с измученного тела?
– Мойся,– проворчала нурманка.– Река общая.
– Благодарю! – Машег начал проворно раздеваться, а Духарев, пряча усмешку, полез на берег.
83 
