– В сторону, милорд!
Андрей едва успел отклониться, как в дверь как раз напротив того места, где был засов, ударил большой кузнечный молот, направляемый твердой рукой маленького квадрата по имени Тэд. Этот низкорослый крепыш и впрямь обладал большой физической силой. Дверь буквально отлетела в сторону, только жалобно скрипнув петлями.
Едва преграда была устранена, Новак вбежал в полутемное помещение. Светильник погас, но от взрыва загорелась солома, устилавшая пол, а потому в неясном сете он увидел всех троих: двое как ошалелые мотали головами, третий, скорчившись в позе эмбриона, оглашал помещение стонами, полными боли. Три быстрых выстрела – и три трупа с простреленными головами.
Андрей вышел во двор: там уже вовсю орудовали его люди с боевыми ножами в руках. Быстро, но без суеты они проводили контроль. Брать пленных в планы Андрея не входило: никто из них не заслуживал его жалости. Да, решение принимал капитан наемников. Да, они только выполняли приказ, но никто не попытался даже усомниться в правильности решения, принятого им, никто даже и не подумал вспомнить о хваленой чести наемника. Так что для Андрея и его людей здесь не было невиновных.
Двое успели спрятаться на сеновале, но они были настолько напуганы внезапным избиением, что даже потеряли свои арбалеты. Скорее всего, это были новички: ветеран никогда не расстанется со своим оружием, ибо оружие – это страховка его жизни. Андрей услышал, как с сеновала послышались мольбы о пощаде, которые закончились судорожными всхлипами и мерзким бульканьем перерезанного горла. От услышанного у него даже мурашки пробежали по спине. Почему-то сразу вспомнилась некогда случайно увиденная запись на мобильнике, на которой бородатый кавказец перерезал горло вот так же молящего о пощаде парнишки. Так чем же он лучше? Да всем. Тот кавказец делал это с улыбкой, картинно позируя перед камерой, он получал удовольствие от совершаемого, и резать у него не было особой необходимости, в конце концов они использовали пленных как рабов или товар для получения прибыли, и убивать никакой практической необходимости у них не было. Они же просто делают грязную работу войны, стараясь не оставлять у себя за спиной врагов. Да, она уже началась. И не имеет значения, что первыми под удар попали те, кто еще вчера бился с ними плечом к плечу против общего врага. Сегодня они оказались гораздо хуже, так как нацелили свой удар им в спину. И пусть это выразилось только в том, что они хотели просто бросить их и уйти, – своими действиями они обрекали на смерть и тех, кто еще оставался здесь, и тех, кто имел все шансы не успеть уйти в безопасное место. Они фактически вонзали нож в их родных и близких. Так достойны ли они сожаления? Нет. Ни жалости, ни угрызений совести, только мрачное удовлетворение от содеянного.
Лагерь гудел как растревоженный улей. Люди метались из стороны в сторону, не зная за что хвататься. Начиналась самая настоящая паника. Орки! Совсем скоро здесь будут орки! Женщины хватали детей, прижимали их к груди, потом оставляли их и лихорадочно начинали собирать вещи, потом вдруг осознавали, что это не главное, и вновь бросались к детям, но крестьянская хозяйственность или, если хотите, жадность опять брала свое, и они вновь кидались к своему, пусть и небогатому имуществу.
Мужчины наблюдали за происходящим с недоумением и растерянностью. Некоторые пытались остановить беспрерывные метания женщин, но никакие уговоры и увещевания не могли возыметь действия. Нет, не будь мужики и сами в растерянности, они сумели бы навести относительный порядок в этом хаосе, но они сами испытывали нерешительность и были охвачены страхом.
Среди этого бедлама только десять человек пребывали в относительно спокойном состоянии. Шестеро новиков, принесших эту ошеломительную новость, сейчас восседавших на конях и с недоумением взиравших на творящееся. Они впервые наблюдали то, как себя ведут люди, получив известие о приближении орков. Никакой деловитости и собранности военных здесь не было и близко. Им было и невдомек, что может натворить подобная новость. Марану, Грэгу и падре также было не до панических настроений: мечась по лагерю, они пытались навести хоть какой-то порядок. И Анна. Непостижимым образом она оставалась самой спокойной – вероятно, сказывался груз ответственности, давящий на ее хрупкие плечи: она несла ответственность за этих людей перед ними самими и перед Господом. Ибо эти люди были либо ее вассалами, либо смердами, но и за тех и за других она несла ответственность вместе со своим мужем.