Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
7 
Она прислонилась к стволу березы, глядя вслед ушедшему разбойнику. Сквозь голые стволы ей видна была пустая карета на дороге. Чуть дальше привязанный к дереву Христиан Дрисдейл продолжал сыпать проклятиями, так что казалось, даже воздух вокруг стал грязным от его ярости.
Когда разбойник подошел ближе, слуги попятились. Он скользнул по ним взглядом.
– Отвяжите вашего нанимателя, – приказал он.
Они посмотрели на него с изумлением и, похоже, не сразу поняли его приказ. Тогда разбойник вытащил шпагу и перерезал веревки, которыми был связан сборщик податей. Тот затряс затекшими руками.
– Ну что, опомнился? – прорычал он. – Или это моя любящая жена умолила тебя освободить ее мужа?
В ответ разбойник кивнул на шпагу, пристегнутую к поясу Дрисдейла.
– Защищайтесь! – отрывисто бросил он. – Вы будете сражаться со мной за свою жизнь.
Дрисдейл презрительно фыркнул.
– Уверяю тебя, парень, что моей жене этой ночью будет спаться слаще в моих объятиях при мысли, что ты мертв.
– Посмотрим, – ответил разбойник, снимая бархатный камзол.
Христиан Дрисдейл последовал его примеру.
– Я прекрасный фехтовальщик, вор! – бросил он.
Разбойник, не отвечая, положил свой камзол на корни ближайшего дерева и остался в шелковой рубашке с падавшими на кисти рук кружевными манжетами. Проверив шпагу на изгиб, он задумчиво посмотрел на своего противника.
Христиан Дрисдейл был плотнее и тяжелее. Он был жилистым и подвижным и в отличие от разбойника не был обременен сапогами для верховой езды. Ростом он был выше, рука у него – длиннее, и когда он выпрямился, оставшись в грубой полотняной рубашке, стало заметно, насколько он силен и крепок. Это был опасный противник, а улыбка на его тонких жестоких губах недвусмысленно говорила, что он замышлял убийство.
Второй разбойник и слуги отошли дальше, под деревья.
Лошади, оставленные без присмотра, начали щипать короткую присыпанную снегом траву у обочины.
Секунду все было тихо, а потом разбойник нарушил молчание.
– Защищайтесь! – крикнул он, и в лунном свете блеснул его клинок.
Глава 2
1662
Реку заполняло множество лодок и кораблей. Разноцветные паруса, флаги, гирлянды, цветочные арки создавали ослепительную колоритную и праздничную картину. Люди стояли на крыше дворца Уайтхолл, толпились вдоль берега, спускаясь к самой воде, висли на лесах. Возбужденно горящие глаза были устремлены туда, где маневрировали лодки, стремясь занять лучшее место, откуда можно было бы наблюдать, как его величество и королева возвращаются из Хэмптон-Корта1.
Величественные баржи лорд-мэров и торговых компаний теснили небольшие суда, украшенные символами Реставрации или задрапированные красочными тканями и лентами, на которых хорошенькие женщины и их молодые кавалеры играли веселые мелодии или бросали бумажные розетки в соседние лодки. Шум стоял оглушительный. В праздничной толпе то и дело слышались приветственные крики и шутки, на берегу и на реке играли оркестры и салютовали пушки.
– Мы скоро оглохнем и перестанем замечать португальский акцент королевы, – со смехом проговорила графиня Каслмейн, обращаясь к своим кавалерам, вместе с которыми она наблюдала за встречей с крыши дворца.
– Говорят, ее величество говорит по-английски с таким акцентом – а вернее, так плохо, – что ее просто невозможно понять! – презрительно заметил кто-то, и графиня тихо рассмеялась, хотя ее голубые глаза оставались серьезны.
Она ревновала к королеве и не скрывала этого. Ее друзья и те, кто раболепствовал перед ней по причине ее особого положения при дворе, прекрасно понимали, что возвращение короля после медового месяца станет решающим моментом в жизни Барбары Каслмейн. Сохранит ли он привязанность к ней или будет – хотя бы на какое-то время – увлечен своей португальской супругой?
При дворе по этому поводу заключались пари, и Барбара прекрасно понимала, что сегодня множество глаз наблюдает за ней.
Она выглядела просто чудесно. В ее темные с каштановым отливом волосы были вплетены жемчужные нити, а платье из желтого узорного шелка подчеркивало белизну кожи и придавало глубину и манящий блеск голубым глазам графини. Она была, бесспорно, прекрасна, но она уже родила королю двух детей, а Карл славился своим непостоянством.
Однако какие бы чувства ни волновали душу Барбары, она небрежно опиралась на серый камень парапета с видом абсолютной уверенности в себе, так что все, кто за ней наблюдал, склонялись к тому, что ее чувственная, капризная красота одержит сегодня очередную победу.
7 
