Последние отзывы

  25  

— Говорю же тебе, я не буду кричать, — резко возразил Лео из спальни. — Я делаю так только в тех случаях, когда Маркс начинает цитировать стихи.

Несмотря на испуг, Кэтрин слегка улыбнулась.

Заглянув в дверь, она увидела, какой ужасный вид у Лео. Загорелое лицо покрылось пепельной бледностью, и его трясло, будто мокрого пса. Их взгляды встретились, и он показался ей таким упрямым, усталым и несчастным, что Кэтрин не смогла удержаться от вопроса:

— Милорд, не могли бы вы уделить мне пару минут?

— Конечно, — раздался мрачный ответ. — Я просто в восторге заполучить кого-нибудь ещё для перепалки.

Кэм и Меррипен посторонились, пропуская Кэтрин в комнату. С извиняющимся выражением она попросила:

— Могу я остаться на пару минут наедине с лордом Рэмси?..

Кэм одарил её недоумённым взглядом, явно прикидывая, какое влияние она рассчитывает оказать на Лео:

— Сделайте всё, чтобы убедить его выпить то лекарство на прикроватном столике.

— И если оно не подействует, — добавил Меррипен, — опробуйте тяжелый удар кочергой по черепу.

Парочка вышла в коридор.

Оставшись наедине с Лео, Кэтрин подошла к постели. Она содрогнулась при виде деревяшки, торчащей из его плеча, разодранная плоть сочилась кровью. Поскольку стула, на который можно было бы присесть, рядом не оказалось, она осторожно опустилась на краешек матраса. Не отводя глаз, она смотрела на него,  и голос её прозвучал с нежным участием, когда она спросила:

— Почему вы не примете лауданум?

— Чёрт побери, Маркс… — он издал хриплый вздох. — Я не могу. Поверьте, я знаю, на что будет похожа процедура без него, но у меня нет выбора. Это… — он замолчал и отвёл взгляд, сжав челюсти, чтобы удержаться от новой волны дрожи.

— Почему? — Кэтрин так сильно хотелось дотянуться до него, понять, что она вдруг обнаружила, как касается его руки. Когда сопротивления не последовало, она осмелела и скользнула своими перевязанными пальцами в его холодную ладонь. — Расскажите мне, — настаивала она. — Пожалуйста.

Рука Лео сомкнулась вокруг её ладони в осторожном пожатии, которое послало волну по всему её телу. Облегчение, ощущение чего-то, что встало на своё место. Они разглядывали свои сомкнутые руки, впитывая тепло, рождённое в соединении их  ладоней и пальцев.

— После смерти Лоры, — услышала она хриплый голос, — я вёл себя отвратительно. Хуже, чем веду себя сейчас, если вы можете такое вообразить. Не важно, что я делал, ничто не приносило мне спасительного забвения. Однажды ночью я вместе с парочкой своих самых развращённых приятелей отправился в Ист-Энд, в опиумный притон, — он замолчал, почувствовав, как в ответ напряглась её рука.  — Запах дыма можно было уловить ещё в переулке. Даже самый воздух был бурым от него. Они привели меня в комнату, заполненную бормочущими и бредящими мужчинами и женщинами, лежащими вперемешку на тюфяках и подушках. А то, как светились опиумные трубки… Они походили на дюжины крошечных алых глазок, мигающих во тьме. 

— Звучит, как описание ада, — прошептала Кэтрин.

— Да. И ад явно был местом, где я хотел оказаться. Кто-то принёс мне трубку. С первой затяжкой я почувствовал себя настолько лучше, что почти зарыдал.

— И на что это похоже? — спросила она, стискивая его руку.

— Внезапно ты приходишь в согласие со всем миром, и ничто, независимо от того, насколько мрачен или мучителен тот, не может изменить этого ощущения. Представьте, как вся вина, страх и ярость, которые вы когда-либо испытывали, уносятся ветром словно пёрышко.

Возможно, когда-то Кэтрин и строго осудила бы его за потакание такому пороку, но сейчас она чувствовала лишь сострадание. Она понимала боль, которая ввергла его в такую пучину.

— Но это чувство долго не длится, — пробормотала она.

Он покачал головой:

— Нет. И когда оно уходит, тебе становится ещё хуже. Ты ни от чего не можешь получить удовольствия. Люди, которых ты любишь, не имеют значения. Всё, о чём ты можешь думать, это опиумный дым и время, когда ты сможешь снова его вдохнуть.

Кэтрин разглядывала его профиль. С трудом верилось, что это тот же самый мужчина, которого она высмеивала и презирала весь прошлый год.  Казалось, ничто не имеет для него значения — он выглядел пустышкой, потакавшим своим слабостям. В то время как на самом деле всё было совсем иначе.

— Что заставило вас остановиться? — осторожно поинтересовалась Кэтрин.

  25