Последние отзывы

  25  

Рэндом прицелился ему в голову.

— Совсем недавно, — продолжал я, — ты говорил, что предложил бы свою помощь каждому, кто оказался бы на месте Эрика.

— Да.

— Посмотри вниз.

Он взглянул туда. Далеко-далеко.

— Хорошо. — сказал я. — Вспомни то, что ты говорил, если все неожиданно переменится. И запомни еще, кто подарил тебе жизнь, тогда как любой другой отобрал бы ее. Поехали, Рэндом. Нам пора.

Мы оставили его стоять на самом краю. Он тяжело дышал, брови его сдвинулись.

Когда мы добрались до вершины перевала, бензин почти кончился. Я поставил передачу на нейтраль, выключил мотор и машина начала долгий путь вниз.

— Я сейчас думаю о том, — начал Рэндом, — что ты не потерял былой прозорливости. Я, наверное, все-таки убил бы его после того, что он нам устроил. Но думаю, что ты поступил правильнее. Мне кажется, он поддержит нас, если удастся в чем-то переиграть Эрика. А тем временем можно не сомневаться, что он доложит обо всем Эрику.

— Естественно.

— И у тебя больше причин хотеть его смерти, чем у всех нас.

Я улыбнулся.

— Личные чувства мешают хорошей политике, юридическим решениям и деловым отношениям.

Рэндом закурил две сигареты и протянул одну мне.

Глядя вниз сквозь сигаретный дым, я впервые увидел это море. Под темно-голубым, почти вечерним небом с золотым солнцем оно выглядело таким богатым — словно толстый слой краски, как рифленая ткань королевского, почти пурпурного цвета что мне стало даже не по себе, когда я смотрел на него. Вдруг я осознал, что говорю на незнакомом прежде языке. Я читал вслух «Балладу о Мореплавателях», и Рэндом внимательно слушал и ждал, пока я не закончу. Когда я замолчал, он спросил:

— Многие говорят, что балладу написал ты сам. Это правда?

— Это было так давно, что я уже и сам не помню.

Дорога все больше и больше уклонялась влево, и по мере того, как мы въезжали в поросшую деревьями долину, море развертывалось перед нами.

— Маяк Кабры, — сказал Рэндом, указывая рукой на грандиозную башню возвышающуюся далеко в море. — Я совсем забыл о ее существовании.

— Представь себе, я тоже. Какое это странное чувство, когда возвращаешься домой.

Тут я понял, что язык, на котором мы говорим, назывался тари.

Примерно через полчаса мы окончательно спустились с гор. Я продолжал катить по инерции так долго, как только мог, потом опять включил мотор. При этом звуке стайка черных птиц выпорхнула из ближайшего кустарника. Серая, похожая на волка тень взметнулась из-за дерева и нырнула в самую гущу кустов. Олень, невидимый до сих пор, умчался прочь. Мы ехали по лесной долине, хотя деревьев здесь было и не так много, как в Ардене, и неуклонно приближались к далекому морю.

Слева сзади остались горы. Чем дальше мы въезжали в долину, тем величественнее раскрывались картины природы той огромной горы, по склону которой мы катили. Горы продолжали свой марш к морю с их плеч свисала разноцветная мантия — зеленая, золотая, пурпурная, розовая и индиго. Они повернулись к морю лицом, которого мы не видели, проезжая по долине, но на самом последнем, высочайшем пике, висела вуаль легких облаков и изредка солнце золотило ее огнем. По моим подсчетам, мы были примерно милях в тридцати от этого места, а в баке почти не осталось бензина. Я знал, что этот последний пик и был местом, куда мы так стремились, и что-то щемило в душе. Рэндом уставился в том же направлении.

— Он все еще там… — сказал я.

— Я уже почти забыл — ответил он.

Переключая передачу, я заметил, что брюки мои приобрели лоск, которого определенно не было раньше. К тому же они обтянули лодыжки, а манжеты исчезли совершенно. Тогда я обратил внимание и на рубашку. Она теперь была больше похожа на куртку, черного цвета с серебряной отделкой, а пояс стал значительно шире. Приглядевшись внимательнее я заметил строчки серебра и на брюках.

— Кажется, одет я достаточно эффектно, — заметил я, что посмотреть на реакцию Рэндома.

Он ухмыльнулся, и я увидел, что он тоже как-то… переоделся: красно-коричневые брюки и оранжевая рубашка с коричневыми же воротником и манжетами. фуражка с желтым козырьком лежала на сидении.

— А я все ждал когда ты, наконец, оценишь мои старания. Как настроение?

— Прекрасно, и кстати, у нас почти не осталось бензина.

— Сейчас уже слишком поздно что-то предпринимать по этому поводу. Мы теперь в реальном мире, и работа с Отражениями потребует огромного напряжения. К тому же она не останется незамеченной. Боюсь, машину придется бросить.

  25