Последние отзывы

  17  

Конечно, для полиции это было важной уликой. Тот факт, что Диана этого не понимала, только подтверждало мои подозрения со дня нашей первой встречи: Диана Моргенштерн не была ученым, специалистом по ракетам. Держу пари, она никогда не читала детективов. Если бы она их читала, то знала бы, что любое подобное открытие будит в полицейских подозрения. Весь инцидент наглядно доказал: Диана понятия не имела о том, что хорошо известно всем, кто смотрит телевизор и читает.

— Когда вы переехали в Мемфис? — спросил Толливер.

— Примерно год назад, — ответил Джоэл. — Больше не смогли выдержать ожидания в том доме. — Он слегка выпрямился и, будто декламируя свое кредо, продолжил: — Мы должны были смириться с фактом, что наша дочь мертва, и должны были покинуть тот дом. Было бы нечестно по отношению к новой семье, которую мы создаем, растить там ребенка. Я вообще-то вырос в Мемфисе, поэтому для меня переезд был все равно что возвращением домой. Здесь живут мои родители. И здесь живет Фелисия вместе со своими родителями — моя родня со стороны первой жены. Она и Виктор очень близки, и мы решили, что переезд пойдет ему на пользу. В последнее время ему приходилось нелегко.

Итак, все здесь были счастливы, кроме, возможно, Дианы. Для нее это не было возвращением домой. Для нее это было переездом в незнакомый город, с которым ее мужа связывало много воспоминаний, воспоминаний о первой жене.

Всей семьей мы часто посещали сеансы психотерапии, — прошептала Диана.

Мы все на них ходили — Диана, я и Виктор, — сказал Джоэл. — Даже Фелисия приехала в Нэшвилл из Мемфиса, чтобы посетить несколько занятий.

Я тоже проходила сеансы такой терапии. Школьный консультант^[6] пришла в ужас, когда Камерон исчезла и выяснилось, в каких условиях мы живем.

Почему вы не пришли ко мне? — спрашивала она не раз.

А однажды покачала головой и сказала:

Я должна была заметить.

Я не винила ее в том, что она не замечала. В конце концов, мы прилагали огромные усилия, чтобы скрыть, как мы живем, и таким образом остаться вместе. Может, я отчасти надеялась, что наших никчемных родителей заберут и дадут нам вместо них хороших родителей. Но этого не случилось.

Когда ребенок должен появиться на свет? — спросил Арт тем жизнерадостным голосом, каким говорят родители, больше не собирающиеся заводить детей.

Через пять недель, — ответила Диана, и, несмотря ни на что, ее губы изогнулись в невольной улыбке. — Доктора говорят — здоровый мальчик.

Отлично! — произнесли мы с Толливером почти в унисон.

Я смотрела на Фелисию Харт, которая встала за спинкой дивана для двоих. Фелисия не выглядела восторженной, может, даже раздраженной. Возможно, она думала, что из-за нового ребенка Виктору будет уделяться еще меньше внимания. Или же бездетную Фелисию еще больше нервировали беременные женщины, чем меня.

Сегодня мы должны заняться Табитой, — вернула нас Диана к мрачной реальности, к телу, найденному на кладбище. — Как… Вы знаете, как она умерла?

Ее задушили, — ответила я, не зная, какими еще словами можно об этом сказать.

«Насильственно лишили воздуха?» «Лишили кислорода с летальным исходом?»

Я не пыталась шутить сама с собой, но есть столько разных способов сказать о причине смерти человека, даже ребенка, особенно его матери.

Супружеская пара сделала все, чтобы стойко принять эту весть, но Диана не смогла удержаться от стона ужаса. Фелисия отвела взгляд, ее лицо было застывшей маской, под которой бушевали эмоции.

Есть много способов более ужасной смерти, но это едва ли могло послужить утешением. Удушение — достаточно плохо.

— Все было кончено за несколько секунд, — добавила я как можно более нежно. — Несколько мгновений — и она потеряла сознание.

Это было преувеличением, но я подумала, что из-за состояния Дианы я должна как можно больше смягчить весть. Меня ужасало, что у нее могут начаться роды прямо сейчас, у нас на глазах.

Когда Арт смотрел на меня, на лице его было очень странное выражение. Он словно никогда меня раньше не видел, как будто осознание того, что я собой представляю, чем занимаюсь, впервые ударило его прямо в большой живот, который он нес как свидетельство собственной важности.

— Мы должны позвонить Вику, — сказал Джоэл теплым голосом. — Извините, я на минуточку.

Он вытер глаза и нащупал в кармане мобильник.

Когда похитили Табиту, Вик, сын Джоэла от первого брака, был угрюмым пятнадцатилетним подростком. Я мельком видела его, пытающегося быть крутым и сдержанным перед лицом ошеломляющей ситуации.

  17