Однажды Сигмундур объяснил нам с Хааконом, в чем заключается хитрость устройства такой лестницы — если ты защитник замка и спускаешься вниз на врагов, у тебя будет достаточно места, чтобы орудовать правой рукой с зажатым в ней мечом. А если ты, наоборот, нападающий, то тебе будет трудно размахнуться, и ты поневоле займешь невыгодную боевую позицию.
Стены содрогнулись от нового оглушительного грохота. С потолка посыпалась пыль, и мы расчихались.
— Что случилось, мама? — спросил семилетний Хаакон. Последние две недели его мучила лихорадка, поэтому он был очень худой и бледный, с синевой под глазами.
— Внешнюю стену пробили, — скупо бросила мать, устремляясь в кабинет отца. — Разбойники с севера.
Мы с Эйдис испуганно уставились друг на друга. Снова раздался глухой удар, и Тинна схватила меня за руку.
— Стенобитный таран! — прошептала она.
Мы бросились бежать по коридору, а мама на бегу сбивала факелы с вбитых в стены железных колец. Тяжелые палки падали на пол, разбрызгивая искры, и за нашей спиной вырастала тьма.
Наконец мы добежали до отцовского кабинета. Очутившись внутри, мама повернула в замке здоровенный медный ключ, а потом они с Сигмундуром задвинули тяжелый деревянный засов, глубоко загнав его в скобы. Мы с сестрами и Хааконом съежились у огня, а мама подошла к высокому отцовскому шкафу и быстро отперла его дрожащими пальцами.
Как только дверцы открылись, Сигмундур шагнул вперед и взял из стойки самый большой меч. Этот меч был на несколько дюймов выше меня, прямой и обоюдоострый, с простой деревянной рукояткой, обмотанной тонкими полосками кожи.
Наша мать окинула взглядом оружие и выхватила меч для Тинны. Я увидела, как рука моей сестры непроизвольно склонилась под тяжестью оружия. Затем настала очередь Эйдис — ей было двенадцать, и она с шести лет занималась фехтованием, однако обычно на занятиях нам давали маленькие кинжалы вместо мечей. Мне было десять лет, и я молча протянула руки за оружием. После секундного раздумья мать дала мне короткий меч, не длиннее сорока сантиметров. Я схватила его обеими руками, не до конца понимая, что происходит. Даже Хаакону достался маленький кинжал, и он принял его, вытаращив I паза.
— Где отец? — спросил Сигмундур, бросаясь к окну и выглядывая в щелку.
— Внизу, вместе с воинами.
— Вы возьмете меч, матушка? — спросил Хаакон, не сводя восхищенных глаз со своего кинжала.
— У меня есть оружие посильнее.
С этими словами наша мать сунула руку за ворот своего ночного платья, и вытащила оттуда тяжелый амулет, который я так любила рассматривать.
Обычно я забиралась к маме на колени, брала амулет в руки и крутила во все стороны, но мама никогда не снимала его с шеи и не позволяла мне его примерить. Амулет был круглым, шириной примерно в мою ладонь и толщиной сантиметра в четыре, с плоским, полупрозрачным молочно-белым камнем посередине. Вокруг камня были вырезаны символы, среди которых были как знакомые мне руны, так и совершенно непонятные значки. Однажды я спросила маму, из чего сделан этот амулет, и она ответила просто: «Из золота. Из золота и силы».
Мама взяла амулет в обе руки, накрыв его ладонями. Когда новый удар сотряс замок, она закрыла глаза и запела.
Я проснулась, обливаясь холодным потом, судорожно хватая ртом воздух. Шея сзади горела огнем, поэтому я сорвала с себя тонкий шарф, в котором спала, и провела пальцами по сморщенной коже.
Мне уже очень давно не снился этот сон. Все еще слегка задыхаясь, я потрясла головой, потом встала и на подгибающихся ногах поплелась в ванную, где включила кран и плеснула холодной воды в лицо. Нет, конечно, это был не сон, а воспоминание. Воспоминание о том, как в ту ночь наша мать пыталась спасти нашу жизнь. Мама не знала, и никто не мог ей сказать, что, собирая нас всех в кабинете отца, она гнала нас навстречу смерти.
Всех, кроме меня.
Судорожно вздыхая, я плеснула немного холодной воды на шею, потом размотала шарф. Войдя в комнату, я раздвинула тяжелые гостиничные шторы и увидела, что солнце только-только взошло — выходит, я проспала не больше шести часов. Когда одышка прекратилась, я быстро оделась, спустилась к одному из стоявших в отеле компьютеров и стала искать площадки, где продаются подержанные автомобили.
Три часа спустя я сидела, зябко обхватив себя руками, и дрожала от прикосновения ледяных пальцев осени, забравшихся в обшарпанный хэтчбэк, купленный этим утром на анонимной площадке под Бостоном. Двигатель я выключила, поэтому печка не работала, и я вся окоченела, пытаясь справиться с крупной дрожью, поднимавшейся откуда-то со дна желудка. Несмотря на стоявшее высоко солнце и легкие облачка, снаружи было не больше четырех градусов.