Последние отзывы

  130  

— Проваливай, — сказала я, понимая, что руки у меня заняты контейнерами.

— Мы можем убить друг друга, — тихо произнес Рейн.

Он был высокий, широкоплечий, и пахло от него подозрительно приятно для человека, вырезавшего целые деревни. Я невольно скользнула взглядом по распахнутому вороту его рубашки, за которым скрывался ожог. Потом до меня дошел смысл его слов.

— Чего? — у меня похолодело в животе. Стопка контейнеров Тупперваре вряд ли могла сгодиться в качестве оборонительного оружия.

— Ты можешь убить меня за ту роль, которую я играл в твоих самых страшных воспоминаниях. Я мог бы убить тебя за то же самое. Наши родители, братья и друзья умерли ужасной смертью. В живых остались только мы с тобой. Ты — наследница дома Ульфура, и я — наследник дома Эрика Кровопролителя.

— Думаешь, нам стоит убить друг друга и покончить с этим? — угрюмо буркнула я. — Позволь спросить, каким же образом?

Краешек его губ дернулся в подобии улыбки, и я затаила дыхание.

— Можем взяться за руки и вместе прыгнуть в промышленную турбину.

— Думаешь, очень смешно? — злобно спросила я.

Он с досадой дернул подбородком.

— Хочешь знать, что я думаю? Тогда слушай — это было четыреста лет тому назад. Если ты хотела отомстить, нужно было делать это тогда.

— Правда? Мне было десять лет!

— А мне едва исполнилось двадцать. Некоторое время мы сердито смотрели друг на друга.

— Двадцать? — переспросила я наконец. — А не двести?

— Нет, — покачал головой Рейн. — Моему отцу было тогда пятьсот лет. У меня было трое братьев, старшему исполнилось четыреста шестьдесят, а двум другим было двести девяносто девять и семьдесят четыре. Мне было двадцать. Я тогда еще совершенно не представлял, что такое бессмертие.

— И все твои родичи погибли?

— Да, — мрачно сказал он. — Один брат умер той ночью. Остальные погибли, когда мой отец попытался использовать амулет твоей матери.

— Почему ты не погиб?

Честное слово, это бы намного все упростило.

— Не знаю. А почему ты не погибла той ночью?

— Моя мать упала на меня. Я была у нее под юбками, и вы меня не заметили.

Мы надолго замолчали, погрузившись в воспоминания, причинявшие столько боли, пока их пытались подавить. Мне до сих пор не верилось, что я могу разговаривать о событиях той ночи, да еще с человеком, тоже пережившим все это.

Наконец Рейн с шумом выдохнул и сказал:

— Что будем делать? Будем убивать друг друга? Или кто-то из нас уйдет? Только учти, что этот кто-то будет не я.

— Я не хочу уходить.

Последние два месяца были лучшими во всей моей жизни, во всяком случае, самыми полезными. Я чувствовала себя совершенно иначе — несмотря на всю пережитую здесь боль, я понимала, что это было сродни вскрытию нарыва. После того, как воспоминания вышли наружу, они перестали отравлять мою жизнь.

— Значит, мы оба остаемся, — просто сказал Рейн.

— Выходит, что так, — недовольно буркнула я. — По крайней мере, до тех пор, пока я не придумаю, что с тобой сделать. Кстати, был бы ты джентльменом, ты бы сам ушел.

Он с усилием улыбнулся, и мне вдруг стало нечем дышать.

— Мы с тобой прекрасно знаем, что я не джентльмен.

— Еще бы. Ладно, теперь вали отсюда. Я устала.

— Это еще не все, — сказал он, и я громко застонала.

— Что еще?

— Вот что.

Рейн шагнул ко мне — так близко, что стопка контейнеров оказалась зажата между нами. Не отрываясь, он пристально смотрел на меня своими золотыми, как у льва, глазами.

— Нет! Нет, не смей! — прошипела я, роняя контейнеры. Я уперлась ему в грудь обеими руками, но это было все равно, что пытаться сдвинуть с места дерево.

— Да, — тихо сказал Рейн, наклоняясь ко мне. — Да, посмею.

Честное слово, я вырывалась. Я отпихивала его и отворачивала лицо. Правда, так все и было. Но вы же понимаете, он был гораздо сильнее, а я... Ну да, я законченная идиотка. Поэтому, когда в конце концов он крепко обнял меня и накрыл мои губы своими, все разумные мысли в считанные секунды вылетели у меня из головы, и я забыла о всяком сопротивлении.

Вы спрашиваете, какие мысли? Как какие — смертельный враг, ненавижу его, Нелл... Все это унеслось в мгновение ока, как дым под ветром.

Наконец, растерянная, расстроенная и умирающая от теснящего грудь желания, я оторвала свои губы от его губ и спросила:

— Почему?

— Не знаю, — с отчаянием, горечью и каким-то мучительным разочарованием ответил Рейн. — Не знаю. Просто я — хочу тебя. Я так страшно тебя хочу — все время, постоянно. Я знаю, что не должен, не имею права, не могу. Знаю, что это неправильно. Но даже когда ты выводишь меня из себя, даже когда напоминаешь о боли, отчаянии и муке долгих лет, желание все никуда не уходит. Я устал бороться с ним. Мне приходится со стольким бороться, каждый день, каждую минуту... Но с этим я не хочу сражаться. С меня хватит.

  130