Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
115 
Как ты улыбаешься падающему листу. Или радуешься попавшим на лицо брызгам прибоя. И тут же забываешь о них. Запомнив. Теперь они всегда с тобой.
Интересно, у камней есть календарь? Школы? Любовь? Обоняние? Осязание? Последнее точно есть — они касаются меня. И я чувствую. Я касаюсь их — они чувствуют. Это взаимообратно.
Камни смотрят на меня, идущую ночью по пустынному пляжу, и видят след колышущейся тени в нитевидной ауре мыслей. Даже не видят, а запоминают. Deja vu — ритм их жизни, не совпадающий с моим. Они увидят, когда меня в живых уже не будет. Может, в этом и есть раскрытие главной тайны всего — всё совпадает со всем, встречаясь в мире синхронизированных ритмов. Пока я жива, камни предвидят, и в этом заключается их восприятие меня сейчас. Предвидение как способ восприятия мира — вот что нас всех объединяет.
Мы предвидим полет чайки и круги на воде. Я предвижу эти камни в своём ненаставшем прошлом. Они — уже другую меня в их свершившемся будущем.
Я улыбаюсь, ощущая, как камни теснее прижались гладкими боками друг к другу и пытаются обогнать собственное предвидение меня. Но я для них лишь след неуловимой частицы в ускорителе. Они узнают обо мне лишь когда-то по следам энергии моего движения. Я для них миф. Я — Единорог.
Прощай, Одесса…
Пыль, гаражи,
эхо непонимания…
Застывшие виражи
сюжетов
из прошлой жизни,
памятью
булькающие
в вечернем стакане,
дневном аперитиве
и просто
в проходных
пятидесяти граммах.
Безысходность,
напоминающая
груду искорёженного металла,
засасывает
в кущи предыдущего воплощения.
А голос,
что вопрошает упрямо
о жизни,
светел и молод
и, прорываясь местами,
зовет прочь
из постылого города.
Вечер. Горсад. Плавный переход от липкой жары к пыльной прохладце. Сидим на каменной чаше фонтана. Лениво. Двигаться нет ни малейшего желания. Невероятным волевым усилием заставляю себя встать и пройтись вдоль прилавков с индейским товаром. Из года в год одно и то же. Не балуют жителей и гостей разнообразием ассортимента. Одесситы тут практически ничего и никогда не покупают, а туристам — и так сойдёт. «Дорогие жители и гости нашего города!» А я — ни то, ни другое. «Свой среди чужих. Чужой среди своих». Хочу на замечательный ортопедический матрас любимой кровати в среднюю полосу России. В чудесную подмосковную деревеньку с моими собственными сосенками, берёзками газоном, верандой для наблюдения за закатом и милыми сердцу комарами. Хочу, любуясь раскрашенным и подсвеченным небом, выпить по рюмашке качественного алкоголя в компании любимого, который вынесет мне плед и окружит всяческой заботой. Впрочем, его забота, как и он сам, всегда со мной. Здесь и сейчас.
Но мы сидим на разогретом бортике горсадовского фонтана, пыльные, утомлённые солнцем и седьмым днём пребывания в этом, некогда любимом мною, городе. Я и сейчас неплохо к нему отношусь. Но, как оказалось, город сам по себе. Люди, с которыми меня многое и долго связывало в этом городе, сами по себе. Причём настолько, что подозреваю: никогда и ничего не связывало на самом деле. Увы. Ура! Зато с городом всё не так фатально.
Вода в море ледяная. Утром я ныряла за мидиями. Море выталкивает меня. Я разучилась нырять. Зато научилась жить. Необходимость в сублимации отпала. Отныне я не маринист. Я — турист. Живой турист-публицист лучше дохлого мариниста-оппортуниста. Это я издеваюсь немного. Заявиться в некогда родной город кичливым туристом — всё равно, что вырядиться в красную плюшевую пижаму и кирзовые сапоги на вечеринке в честь совершеннолетия родной дочери. Прости, Одесса.
Мимо ходят люди. Мы ждём ненужного звонка от моей старой приятельницы. Всё очень вяло. У всех свои жизни. У нас — одна на двоих. Она прямо сейчас. Здесь, у фонтана в горсаду.
Смешные люди ждут, когда жизнь начнётся. «Вот я сейчас — это. А уж потом — то! Главное!»
Дородная еврейская мамочка с перекормленным, задыхающимся и вспотевшим сыночком лет двадцати пяти.
— Нет, Мишенька, я не позволю тебе сейчас жениться. Ты должен окончить аспирантуру. Мы купим тебе квартиру, сделаем там тебе ремонт, устроим тебя на кафедру к дяде Эмилю. И вот потом... И, Мишенька, эта девочка тебе не пара! Кто она? Профурсетка из неполной семьи с тремя классами церковно-приходской школы. Тебе нужна другая партия. Мы с папой против! Мы не позволим тебе…
115 
