— Пойдем к тебе, напьемся… за него… за нас.
* * *
Поверхность. Страшно поднять глаза… Что стало с миром… Пустыня? Горы руин? Призрак мегаполиса или его труп?
Корнет покачнулся. Подъем по разрушенной лестнице вымотал его. Слабые, дрожащие ноги отказывались нести тяжелое тело. Мышцы ныли, хотелось сесть и больше никогда не вставать.
Успокоить бешено колотящее сердце, заговорить упирающиеся конечности, идти, идти! Бесполезно… Кошмарный защитный костюм душил собственной тяжестью, пригибал к земле; многотонный автомат впился в плечо и давил, давил, давил… Заныла незажившая рана, помутнело в глазах. Корнет неловко осел и помотал головой. «Нужен укол, иначе здесь и останусь».
Какое-то движение слева. Промелькнула тень и исчезла. Заскрипела бетонная крошка. Стоит одолеть последний лестничный пролет и… Что-то было там, за крайней ступенькой, что-то ждало — с нетерпением. Сергей усмехнулся. «Падальщик? Рановато. Охотящийся хищник? Останется без ужина».
Близкая опасность придала сил. Калашников заметно полегчал, затвор весело щелкнул. «Подходите, ироды, всем свинца хватит». «Ироды» не спешили. Время было на их стороне.
Прошло десять минут, потом еще пятнадцать. Голодные твари — уже не таясь — злобно урчали, пронзительно переругивались между собой («добычу они уже там делят что ли?»), кто-то один протяжно выл. Однако к лестнице хищники пока не подходили, выжидая жертву за кромкой гранитного бордюра, обрамляющего выход станции с трех сторон.
«Сколько же вас там? Четыре? Пять? Больше?». Корнет выпустил короткую, резкую очередь в небо. Маслянистый, тяжелый воздух завибрировал, пелена белесого тумана подернулась на миг и снова застыла. «Застыла, как маска смерти на лице давно остывшего покойника», промелькнула в голове Сергея странная мысль. «Я лежу в склепе и меня готовят к длительному путешествию в царство мертвых. Туман — белый саван, воздух — посмертная маска. Сейчас придет жрец и выдернет бесполезные более внутренности. Кажется, в Египте фараонам и прочим мумиям доставали мозги с кишками через ноздри… Какие затейники…». Мысли путались, глаза слезились и закрывались. Даже беспощадная боль, казалось, отступала. Автомат безжизненно спал на коленях. Безвольные руки плетьми висели вдоль плеч. «Ну где же вы, ироды, идите сюда! Сразимся наконец»… сил кричать не оставалось, только шепот, хриплый стон.
Уснуть и не просыпаться. Закрыть глаза и спать… Без боли, без рвущегося в клочья сердца…
Неожиданно оцепенение спало, оковы сна разлетелись лоскутами тумана. «Вставай, иди!». Корнет вздернул поникшей головой. «ГЕО… ждет». Опереться на Калаш, встать на одно колено, теперь на другое. Отлично. Теперь рывок. Наверх! Шаг, еще. Одна ступень, другая, шаг, снова шаг. Видна поверхность. Еще немного. Трусливо воющие изуродованные силуэты. Они боятся тебя… автоматная очередь, сладостный звон горящего металла… они отступают, жалобно скуля, пятясь… Еще металла! Огня! Жечь, жалить! АК рвется из рук — «в бой!». Пули шипят «Смерть, смерть»…
Хрусталь сознания треснул и пошел трещинами, распался на осколки. Мозаика. Блестящие кусочки разлетающегося витража. Рябь на воде… Чужак! Вмешался, заглушил арию войны, его — Корнета — войны! Зачем? Зачем?! И только треск чужих выстрелов в ответ. Незваный гость методично добивал раненных мутантов. И тихий голос — сквозь грохот, рев и стоны — «здравствуй, Сергей, я пришел за тобой».
Через минуту — тишина, оседающая пыль, растерзанные туши. И протянутая рука — «здравствуй».
Корнет автоматически ответил рукопожатием. Незнакомец дружески улыбнулся.
«Что-то не так… Улыбка… Улыбка?! Лицо открыто — безо всякой радзащиты! Не может быть…»
— Меня зовут Игнат.
— Я — Сергей.
Снова улыбка и кивок:
— Знаю, товарищ Корнет. Честно говоря, не ждал тебя так рано.
Ремешов в упор посмотрел на Игната — простое, обветренное лицо, ничего особенного. Обычный сталкер, только без химзащиты…
— Мы знакомы?
Чужак покачал головой.
— Игнат, — устало и немного раздраженно пробормотал Корнет. — Давай не будем играть в странные игры, можешь просто объяснить?
Очередная улыбка. Беззлобная, открытая, чуть грустная:
— Ты идешь к ГЕО. Я — твой провожатый.
Сергей вздохнул: «Хороший ты, Игнат, рассказчик, многословный».
Тот только руками развел и засмеялся — громко, заливисто.