Да, сейчас за нами с отцом Павлом авторитет, динамовцы прекрасно знают и помнят, как мы перебили банду полицаев, да, мы накормили и напоили станцию, обогрели, создали пусть минимальные, но все же условия для жизни. Церковь, школа, больница, детский сад, театр, библиотека… все это забудется в один миг, стоить пропасть электричеству или засбоить сложным системам фильтрации. Был жив Леонидыч — была и надежда — он всё исправит, починит, придумает, сообразит, объяснит, научит… А теперь только страх и ожидание худшего…
«Отличный я руководитель», — Ивашов до боли закусил нижнюю губу, — «паникер и тряпка!». Они все ждут от меня чего-то, смотрят с надеждой… а мне на кого надеяться? В чьи глаза мне заглядывать с немой мольбой?! У Гришки хоть Бог его есть, а я один…
Вместо вожделенной самогонки комендант налил себе остывшего чая, отхлебнул немного и брезгливо поморщился, — «ну и дрянь мы здесь пьем, надо будет людям настоящего чая со склада выдать, пусть порадуются». Незаметно для себя он приосанился, в глазах растаяла растерянность, боль ушла, а глубокие морщины на бледном лбу разгладились и исчезли. Когда пришел заместитель, комендант был как всегда спокоен, собран и деловит.
* * *
Люди… божьи создания или не менее божьи твари? И твари, и создания, и «медиумы» — те, что посредине. Люди разные. Но все веруют. В Бога. Правда не единого. Кто в Иисуса, кто в Аллаха, кто в Будду, кто-то в Деньги, в Природу, Панспермию, Олимпийцев, Иегову… Особой любовью пользуется вера в Отсутствующего Бога или Бога, которого нет. Верят и в Черта, Диавола, Генсека и Большого Брата, Сатану и Демократию. Многогранна вера и неотделима от человека. Только Боги меняются, а вера всегда здесь, всегда держит под ручку своего человечка, всегда ведет его, всегда указует путь…
Однако человечек, мня себя существом свободным и независимым, всегда чует плотную опеку «указателя пути» и, как водится, бунтует. Когда открыто, когда исподволь. Как ребенок, которого глупый, по мнению ребенка, взрослый тащит в противоположную от парка развлечений или магазина игрушек сторону.
Веру побороть нельзя, как нельзя побороть собственное сердце. И то, и то другое можно гнобить, отравлять, уничижать, но результат для «победившего» всегда один — смерть. Ибо нет жизни без веры, нет её и без сердца. Нечему качать кровь, нечему наполнять душу… А смерть — это не победа…
Не справляясь с верой, хитроумный человек выбирает более слабого, как ему кажется, врага — Бога. Его всегда можно отринуть, низвергнуть, перейти в иную религию, проклясть и предать забвению. Ведь Бог — только предмет и символ веры, а с символами мы, люди, всегда умели управляться… Ты знаешь об этом, город Екатеринбург, рожденный в России, знаешь и ты, Свердловск, дитя Советского Союза, и оба вы, почившие уже в другой стране, знаете цену символам…
Борьба с Богом — сродни спортивному состязанию. «Я стану сильнее тебя, попру своими ногами…». А если не сильнее, то хотя бы убегу от тебя прочь, вырвусь из-под ненужной опеки. «Я БУДУ САМ ХОЗЯИНОМ СВОЕЙ ЖИЗНИ!!!».
И мы/они победили. Вырвались. Освободились. Теперь мы — САМИ. Мы закрыли небо ядерной пылью, чтобы отгородиться от Его взора… И вот мы одни, как мечтали, о чем грезили. Гнием в подземных тоннелях метро…
Мы станем старше, взрослее, возможно даже умнее. Зубами выцарапаем у мутантов, погани и нечисти своё будущее. Переживем новый каменный век, новый фашизм, новые войны, новые чуму и потопы. Мы истребим всех врагов, уничтожим всё кругом, но снова станем самыми сильными, самыми страшными, самыми беспощадными. Без Твоей помощи. Сами. Сами! Мы ВЕРУЕМ в ЭТО!
Вот только кто сможет посмотреть в Твои очи, когда небо очистится…
* * *
Старая медсестра заботливо поправила одеяло на спящем Корнете и нежно погладила его по влажному лбу, густо покрытого мелкими бисеринками пота. «Опять тебя, сынок, в жар кидает, сейчас сделаем тебе компрессик». Корнет чему—то улыбнулся во сне.
Ему снилась Настя. Смешливая, бойкая девчушка озорно смотрела прямо в глаза и громко шептала «папа Сережа, папа Сережа, ну просыпайся уже, хватит спать!».
Корнет открыл глаза. Ужасно болела грудь. Крошечная палата плыла в затуманенных глазах. «Воды…».
Серые дырявые простыни, разделяющие между собой больничные палаты, еще секунду колыхались, затем вся комната перевернулась и увлекла за собой сознание…