Последние отзывы

  27  

– Как старший по званию, – начал он, пристраивая поднос на стол, – хочу заметить, что вы, Марина, и в большей части ты, Серёжа, несколько ушли от исходной задачи. Вместо того чтобы осветить проблему… простите, ситуацию… в ярком и прозрачном свете популизма, оказались уже в полушаге от туманной научной дискуссии. Но хочу вам заметить, что юная барышня, вызвавшая своим вопросом столь бурное обсуждение, чем дальше – тем меньше улавливает предмет и…

– Пап, не говори за меня!

– Хочешь сказать, что ком вопросов по мере обсуждения не нарастает, а рассасывается?

– Хочу сказать, что я барышня не кисейная. И ложной скромностью не обременена. Математические выкладки мне, конечно, ни к чему – если уж и Марине на это лет десять понадобится, – но суть я вполне в состоянии ухватить.

– И что же ты успела ухватить к текущему моменту?

Старый провокатор! Опять это бесконечное менторство. А ещё отец называется!

– Ухватила то, что субстанциональная концепция мне больше по нутру.

– Нашего полку прибыло! – Серёга поднял правую руку и потряс сжатым кулаком.

– А почему?

– Мне кажется, что она… смелая. Революционная, что ли. Интуитивно я понимаю, что нашему восприятию условное время ближе. Не проще, но ближе. Но в этом и заковыка. Людей всегда больше тянет к тому, что дальше лежит. Так интереснее.

– Наш человек! Толк будет! – чуть не крикнул Серёга и поднял бокал. – За тебя, принцесса! Ну… и за революцию!

– Не ори. А то люди не поймут. Особенно последнее, – отец был немного раздражён. Не любил публичных проигрышей.

– Да хрен с ними! – не унимался Серёга. – Кому мы непонятны, тот и не с нами днесь!

– То есть, ты хочешь сказать, – отец вновь переключился на меня, – что вещество времени, которое никто толком не щупал, не измерял и всяко разно не оценивал, не имеющее никакого прикладного значения, вызывает твой больший интерес, нежели условная, пусть местами и относительная, сетка, которая, однако, управляет и лежит в основе жизни практически всех людей?

– Насчёт прикладного значения ничего не скажу, кроме того, что с помощью теории о времени как веществе можно было бы хоть как-то истолковать массу необъяснимых явлений…

– Я бы не делал в своих аргументах ставку на журналистские «утки» и прочие слухи. Люди, они готовы выдумать любую сказку, чтобы скрыть нежелательные и порой ужасные последствия своих поступков или оправдать собственные заблуждения.

– Я и не делаю. Просто что делать с «сеткой» – сидеть и смотреть, как всё сущее ползёт по ней линейно и поступательно?

– Ну, не всегда, не всегда…

– Серёж!

– Прошу прощенья, принцесса!

– Так вот… А если время – вещество, то им можно манипулировать. Определить его свойства, рано или поздно, – и изменять их. Скорость там, плотность… я не знаю.

– Теоретически да. Но подступиться к этому веществу пока нет возможности.

– Почему?

– Учёный ответил бы тебе, что любая экспериментальная база науки вырастает на пашне статистики. А рост статистики обретает ускорение только при наличии некоей суммарной критической величины экспериментов. Неискушённому слушателю это представится порочным кругом. Но это не так. Ведь я говорил об ускорении роста экспериментальной статистики. Линейный-то рост никто не отменял. Но для того, чтобы при линейном росте экспериментального материала была накоплена критическая суммарная величина, которая позволит осуществить прорыв, качественный скачок, – потребуются столетия.

– Время что, против того, чтобы мы его изучали?

– Да нет. Такова триангуляция^[13] пространства, познания и… собственно времени. В переносном, то есть в философском смысле, разумеется.

Что такое триангуляция? Чёрт её знает. Вот гад! Это он специально.

– Я поняла. Но что бы ответил философ на тот же вопрос?

– Любой здравомыслящий философ сказал бы, что не имеет значения, как называть то, что существует, и как соотносить себя с ним. Очередной виток эволюции открывает знания, необходимые и достаточные для достижения следующего витка живыми и здоровыми.

– Но кто-то же должен что-то делать для этого. А не просто сидеть и ждать, пока таблица Менделеева приснится! Или, по-твоему, это случайность – что таблица Менделеева приснилась именно химику? Почему не рыбаку или плотнику?

– Может, и снилась. Только, проснувшись, плотник примерил странный сон на своё плотницкое дело и понял, что для него от этой белиберды толку никакого не будет, и выбросил из головы.

  27