Прежде чем комиссия приступила к обсуждению данного вопроса, оба типа снарядов были ей продемонстрированы в действии. Две ракеты «А-4» успешно выдержали испытание, показав дальность 260 километров. Один самолет-снаряд «Fi-103» поднялся хорошо, но разбился после непродолжительного полета; второй вообще не сработал. Тем не менее комиссия решила рекомендовать разработку и производство обеих систем при условии, что в боевых условиях они будут применяться во взаимодействии.
Через два дня после этого начальник ракетного центра Пенемюнде Вальтер Дорнбергер и технический директор Вернер фон Браун были вызваны на аудиенцию к Гитлеру. Встреча с фюрером состоялась 7 июля 1943 года в его ставке «Вольфшанце» под Растенбургом (Восточная Пруссия).
Фон Браун сделал краткое сообщение о ходе работ над «А-4». После доклада Гитлеру были показаны фильм о запуске снарядов, а также модели ракеты и средств ее транспортировки: «майлервагена» и «видальвагена». Не забыл Дорнбергер упомянуть и об экономической составляющей. Его доводы были просты. Во время «Битвы за Англию» люфтваффе теряли в среднем один бомбардировщик после пяти-шести вылетов, то есть каждый бомбардировщик успевал сбросить от шести до восьми тонн бомб. Стоимость же бомбардировщика вместе с обученным экипажем определяется в 1140000 марок. А ракета «А-4», несущая тонну взрывчатки, стоит в тридцать раз меньше – всего 38000 марок. Сплошная экономия!
Дорнбергер умолчал о другом. Неприцельная стрельба ракетами могла деморализовать противника, но не могла нанести существенного ущерба его инфраструктуре, экономическому и военному потенциалу. В то же время союзники по антигитлеровской коалиции в ответ на ракетные обстрелы могли усилить интенсивность бомбардировок, загоняя Германию под землю.
Альберт Шпеер по этому поводу писал:
«Абсурдной была сама идея противопоставить бомбардировочной авиации образца 1944 г., которая на протяжении многих месяцев (в среднем по 4100 вылетов в месяц) сбрасывала с четырехмоторных бомбардировщиков ежедневно три тысячи тонн взрывчатки на Германию, ракетные залпы, которые могли бы доставлять в Англию 24 т взрывчатки, т.е. бомбовый груз налета всего шести „летающих крепостей“. И нарекать это Возмездием!
Это, по-видимому, была моя самая тяжелая ошибка за время руководства немецкой военной промышленностью – я не только согласился с этим решением Гитлера, но и одобрил его. И это – вместо того, чтобы сконцентрировать наши усилия на создании оборонительной ракеты «земля-воздух». Еще в 1942 г. под кодовым названием «Водопад» ее разработка продвинулась настолько далеко, что было уже почти возможно запускать ее в серию. Но для этого на ее доводке нужно было бы сосредоточить все таланты техников и ученых ракетного центра в Пенемюнде под руководством Вернера фон Брауна. <…>
Я и сегодня полагаю, что ракеты в комбинации с реактивными истребителями могли бы с начала 1944 г. сорвать воздушное наступление западных союзников с воздуха на нашу промышленность. Вместо этого огромные средства были затрачены на разработку и производство ракет дальнего действия, которые, когда осенью 1944 г., наконец, дошло дело до их боевого применения, обнаружили себя как почти полная неудача. Наш самый дорогой проект оказался и самым бессмысленным. Предмет нашей гордости, какое-то время и мне особенно импонировавший вид вооружения обернулся всего лишь растратой сил и средств. Помимо всего прочего, он явился одной из причин того, что мы проиграли и оборонительную воздушную войну».
Однако ни Дорнбергер, ни фон Браун, ни Гитлер об этом не подумали. Наоборот, фюрер был совершенно очарован рассказом фон Брауна и фильмом. Поздравив ракетчиков с большим успехом, достигнутым ими в столь сложном деле, фюрер выразил сожаление, что раньше был недостаточно информирован о боевых свойствах нового оружия.
«Если бы, – сказал он со вдохом, – мы имели А-4 раньше и в достаточных количествах, это могло бы сыграть решающую роль в войне».
Дорнбергер продолжал еще рассказывать о каких-то организационных проблемах, а присутствовавший Шпеер предложил Гитлеру присвоить фон Брауну звание профессора.
«Да, организуйте это сейчас же, – оживленно согласился тот. – Ради такого случая я сам подпишу диплом».
Так Вернер фон Браун стал самым молодым профессором.
С ракетчиками Гитлер распрощался необыкновенно сердечно. Он был под сильным впечатлением, более того – загорелся. Вернувшись в свой бункер, он упивался перспективами, которые открывались этим проектом: