Последние отзывы

  242  

Он ценил оппонента, конечно. Он любовался, хоть и не без злорадства, христианскими приемчиками: вот ведь, чуть дело заходит о доказательствах, о конкретных отличиях, о прямых вопросах, – начинаются разговоры о чудесах, о мистическом опыте, ссылки на нечитаемые святоотеческие хитросплетения словес, на чудо Воскресения, никем не документированное, на кусок обожженной ткани, никем толком не исследованный… Все это было у них очень хорошо поставлено. Особенно любили они ссылаться именно на Воскресение. Спросишь их, бывало, – чем Христос отличается от Сократа? Отвечают: Сократ не воскрес. Хорошо, а чем тогда Христос отличается от Озириса? Новая порция демагогии, на этот раз о моральных аспектах учения… Как они все не понимали очевидного: если их Христос учил тому, чему учил, – самая идея Воскресения должна быть ему чужда изначально! Это ведь идея природная, наша, доисторическая. Природа умирает, и воскресает, и живет неизменно. А пророку истории воскресать не положено – он зовет на путь смерти, в никуда. Собственно, мир туда уже и пришел. А мы, не надейтесь, не сдвинемся.

…Плоскорылов предупреждал о своем появлении громкой, булькающей одышкой; Гуров почуял его издали. Иерей постучал – интимно, ласково, почти скребясь, – как гость, которому явно рады, и потому предупреждать о своем появлении – чистая формальность. Гуров поднял глаза от листка, на который выписывал схему будущих нарядов.

– Да! – крикнул он.

– Капитан-иерей Плоскорылов по собственной инициативе прибыл, – мягко улыбаясь, произнес идеолог. – Разрешите присутствовать.

– Присутствуй, коли пришел, – сказал Гуров, нехорошо улыбаясь. – По делу или так?

– Можно сказать, что и по делу, – с нежным, обольстительным лукавством произнес Плоскорылов, присаживаясь. – Да, скорее по делу.

– Ну, излагай, – без особого гостеприимства пригласил Гуров.

– Видишь ли, – проворковал Плоскорылов, – я пришел тебе напомнить об инициации, Петя. Ты же обещал – конец июля, начало августа…

– Слушай, капитан-иерей. Ты что-то не о том думаешь перед генеральным сражением.

– Именно! Именно о том! – заторопился Плоскорылов. – Сам подумай, Петя. Оно ведь действительно генеральное. Это если не конец войны, то по крайней мере решительный перелом. Со мной может всякое случиться. Ты же знаешь. Если вдруг что… я умру, так и не узнав главного. Так нельзя, Петя. Может быть, сегодня, перед сражением…

Гуров усмехнулся. Он уже придумал для Плоскорылова замечательный обряд инициации. Всякий раз, вспоминая об этом обряде, представляя его себе с необыкновенной живостью, он улыбался, даже когда у него было отвратительное настроение и хлопот по горло. Он собирался инициировать его эксклюзивным обрядом, принятым в спецслужбах варяжества: всякий, кого принимали на работу в главную службу государственной безопасности, включавшую в себя и внешнюю разведку, и проверку доносов, и провокации с заговорщиками, проходил через это, чтобы неповадно было перебегать. Специнициация заключалась в банальном акте мужеложества, который совершали со всяким новеньким стукачом, пылко желавшим работать в тайной полиции. Существовал даже специальный инициатор, которого кормили на убой. Как только очередной шпион перебегал на сторону противника, главная спецслужба спешила обнародовать кадры, на которых тот предается извращенной любви, да еще и в самой унизительной, пассивной форме. Все разведчики, нелегалы, строгие допросчики, адские следователи, у которых на допросах раскалывались и железные богатыри, были пропущены через инициатора, легендарного Гуньку, и если им не хотелось, чтобы в один прекрасный день эти кадры сделались всеобщим достоянием, – они должны были трудиться не за страх, а за совесть, хотя какая же варяжская совесть без страха? Этот-то обряд инициации заготовил Гуров для капитана-иерея Плоскорылова, и человек у него уже был присмотрен надежный – Корнеев, могучий, страшно тупой, не побрезгует и скотиной. Может, и стоило бы инициировать Плоскорылова прямо теперь, развлечения ради, но не было времени на развлечения, и Гуров нахмурился.

– Подождешь. Как покажешь себя героем в генеральном сражении, так и инициируем. А если убьют – что ж ты сомневаешься, капитан? Сразу все и узнаешь, без всякой инициации.

Плоскорылов покраснел.

– Да, конечно… Но понимаешь, Петя… Для того чтобы как следует проявить себя – ну, в сражении… Мне хотелось бы все-таки понимать яснее, ты же знаешь, на богфаке не говорили последнего. Пятая ступень – она… как бы это… Ну вот представь: главное сражение выиграно. Оно и будет выиграно, я не сомневаюсь ни секунды. И победа. И что тогда?

  242