Последние отзывы

  26  

— Это такое предложение руки и сердца?

— Я могу взять пять человек, — сказал он другим голосом, деловито. — Больше пяти никак. Она не взлетит.

— Кто? Тарелка?

— Ну, назови тарелка. Хотя они мало похожи. Просто галлюцинации чаще всего бывают у домохозяек, вот им и мерещатся тарелки. Хорошо еще, что не веники. Тарелка на самом деле неудобна по форме, она плоская. Летательный снаряд должен быть узкий и высокий. Да увидишь.

— Возьми еще водочки, — попросила Катька.

— Зачем?

— Ну, может, поверю… Ты так рассказываешь…

— Я ничего не рассказываю, — сказал он. — Ты вообще ни хрена не понимаешь. Если бы ты знала то, что я знаю…

— И что ты такого знаешь?

Он отошел за водкой и принес еще два раза по сто.

— Что я знаю, это мое дело. Я и так тебе больше, чем надо, говорю.

— Слушай! — От водки Катька повеселела, ей стало тепло. — Ты меня так уговариваешь… прямо Сохнут. Я читала. И люди другие, и небо другое…

— Да, типа. Только в нашем смысле «восхождение» несколько буквальней, ты не находишь?

— Ага, а потом вы нами питаетесь. Там, наверху. Точно, я все придумала! Выжидаем кризисный момент, создаем на земле панику, а потом говорим: пожалуйста, уезжайте. Эвакуация. Черт, разве плохой сюжет? Мы там, наверное, дефицитное лакомство. Вроде икры. За нас дают два, три зверька, за толстый человек — четыре зверька! Понимаешь, почему во время войн многие пропадают без вести? Это ведь ваши работают, так? Любимый! Дай слово, что ты съешь меня лично! А интересно, у вас это живьем? Там, у вас, ты, наверное, выглядишь совсем иначе?

— Да, — кивнул он серьезно, — немного иначе.

— Такой типа комар, да? Вонзаешь… и все высасываешь!

— Вонзаю, — согласился он.

— Но я хотя бы съезжу для начала на краткую экскурсию по вашей райской местности?

— Пять человек, — повторил он, не желая поддерживать игру. — И ни человеком больше.

— Вот всегда так, — сказала она грустно. — Когда ты придумываешь, я всегда подхватываю. А когда я придумываю, мы все равно продолжаем играть в твою дурацкую игру. Доминирование любой ценой. Пожалуй, я не дам тебе меня съесть. Пусть меня лучше съест кто-нибудь умненький, хорошенький…

— И у нас только неделя, — продолжал Игорь.

— Господи, ну почему неделя!

— Потому! — крикнул он, и кассирша обернулась в испуге, оторвавшись от газеты чайнвордов «Тещинька». — Ты же всегда все понимала, почему ты сейчас не понимаешь!

— Нет, я все понимаю. Жестокое время — жестокие игры. Просто мне не хотелось бы играть в «Спасение пяти», понимаешь? У меня уже и так две кандидатуры, которые вряд ли тебя устроят, и это совершенно не игрушки.

— Дочь не в счет. Три года… сколько она весит? Килограммов пятнадцать?

— Двенадцать. Муж тоже сравнительно легкий.

— А мужа мы обязательно берем?

— Мужа, — зло сказала она, досадуя на упрямство и бестактность любовника, — мы берем обязательно, и это не обсуждается. Я не понимаю, почему мы должны продолжать этот дурацкий разговор, и лучше поеду домой.

— Катя! — сказал он таким измученным голосом, что у нее сразу прошла вся злость. — Кать, хочешь, я на колени встану? Ну пойми ты наконец, что началась жизнь!

Это было так забавно, — до сих пор была не жизнь, а тут возникла летающая тарелка и реальность подошла вплотную, — что Катька улыбнулась и поцеловала его в небритый подбородок.

— Игорь, ты сделал все, как надо. Я на какой-то момент действительно отвлеклась. За что я тебя люблю, знаешь? Нет, мы никогда не говорили об этом всерьез, но сейчас все можно. Я даже никогда тебе не признавалась в любви. Мужу, кстати, тоже не признавалась, и никогда не признаюсь. Игорь, я тебя люблю! Я так люблю тебя! Главным образом за то… это ведь все вранье, что любят просто так. Любят всегда за что-то. Я сейчас пьяная, пользуйся случаем, земная женщина рассказывает тебе всю правду о своем внутреннем устройстве. Любят тех, с кем нравятся себе. Любят тех, с кем можно быть хорошей, и умной, и повелительной, и жертвенной, и главное — что все вместе. У нас такой есть направлений в искусстве, быть пуантилизм. Точечка тут, точечка там. Я быть молодая, глупая, очень увлекаться.

— У нас тоже это быть, — сказал он. — Тыды-кырлы.

— Да, да, правильно! Туда-сюда! И вот тебя я люблю за то, что с тобой можно столько всего пережить в единицу времени! Усталость, злость, страсть, восторг, испуг, раздражение, нежность, да, друг мой, такую нежность — я, кажется, сейчас всю эту забегаловку приняла бы в себя и поместила куда-то в вечное тепло! Я могу с тобой быть высокопарна. Не беспокойся, это пройдет сейчас. Но учти, я художник, я человек ис-кус-ства! Обрати внимание, я никогда тебя не рисую. Я столько раз пыталась это делать, но ты же как ртуть.

  26