Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
8 
– Вить! Вызови в четвертую к Ивановой ЛОР-врача, а? Я убегаю в операционную!
– Ладно.
Виктор Давидович выныривал из своих мыслей, дописывал протокол и начинал звонить в оториноларингологическое отделение:
– Алле! Здравствуйте. Вас беспокоит ординатор обсервационного отделения Виктор Давидович. Нам нужен консультант в роддом. Срочно. Первый этаж. Четвертая палата. Иванова. Нет, она сама прийти не может. И с санитаркой не может. Она беременная. Сейчас зима. В переходах холодно. Вы обязаны консультировать родильный дом. Не вы отвечаете? А кто отвечает? По какому номеру перезвонить? Записываю…
Короткие гудки.
Короткие матюги.
Длинные матюги.
Максимум через час оториноларинголог на месте. Чтобы, заглянув Ивановой из четвертой палаты в сопливый нос, сделать запись в истории родов: «Катаральный ринит». И проклясть Виктора Давидовича до седьмого колена за то, что оторвал от куда более важных профильных пациентов, заставил переодеваться и топать бесконечными мрачными больничными подвалами-переходами из-за такой ерунды.
– Ты не будешь брать кастрюльки?
– Нет, мама, не буду. Спасибо. Сама поешь.
– Да холодильник ломится, Витюша! Разве мне самой что-нибудь надо? Ладно уж, иди на свое дежурство. Мы с Лидией Иосифовной вдвоем выпьем шампанского, телевизор посмотрим. Что уж теперь поделаешь, если ты себе такую работу выбрал. Не забудь позвонить мамочке, Витенька. Ты вернешься с дежурства, а под елочкой будет для тебя подарок. Что ты в этом году попросил у Деда Мороза, мой мальчик? – шершаво щебетала мама, поднимая воротник плаща и укутывая Витюшину шею шарфом.
Виктор Давидович с ужасом представил себе красиво завернутый в подарочную упаковку хладный мамин труп под обвешанной золотистыми шариками искусственной елкой и, быстро чмокнув ее в щеку, выскочил за дверь.
4. Дежурный анестезиолог
Сергей Алексеевич проснулся от оглушающего тявканья. Голова раскалывалась, во рту было сухо, как в пустыне. Он привычным движением потянулся за бутылкой минералки. К счастью, она была на месте. И в ней, против обыкновения, была вода. В голове зашумело, мыслительные шлюзы открылись, по нервным волокнам побежали импульсы, и на коре головного мозга загорелась неоновая надпись:
«От тебя ушла жена!»
«Да она уже две недели как ушла!» – заливисто захохотал пекинес, прочитав первую Серегину мысль.
– Ну, и слава богу!.. Когда же ты научишься справлять свои нужды в кошачий лоток, скотина проклятая?! – попытался сменить тему непутевый хозяин.
– Ни-ког-да! – пролаял Принц и демонстративно помочился на Сережины тапки.
– Ой, вот только не надо! Мне до «белки» далеко, а ты не ньюфаундленд. И если уж ты решил со мной разговаривать, так делай это хотя бы голосом Василия Ливанова, как положено, а не писклявым сопрано нашей бывшей супруги.
Пекинес подошел и ласково лизнул Сережкину волосатую лапищу. Умильная мордочка этого существа, ни за что ни про что награжденного глупой кличкой Принц, выражала сочувствие и готовность порвать любого, кто обидит такого большого и такого доброго, хотя слегка и не от мира сего, хозяина.
– Да, знаю я, знаю! Я тебя тоже люблю. Ладно, все равно этим тапкам уже год как самое место на помойке. – Псина согласно затрясла головой. – А почему мы уже целую неделю не сменим тебе это дурацкое имя на что-нибудь более подходящее грозному кобелю, а? Какой ты, на хрен, Принц? – Лохматый плюшка на коротких ножках залаял согласным басом. – Ты будешь… Ты будешь… Надо на «П», да? Пиндос. Не хочешь? Пантелей. Тоже нет? Пифагор? – Пес шлепнулся на спину и в отчаянии замахал передними лапами. – Плутарх. Плутоний. Преднизолон. Перун. Пенис. Представляшь, гуляю я с тобой в скверике, а ты убежал, тварь эдакая, и я ношусь по газонам и ору: «Пенис, ко мне! Пенис, вернись, это я, твой хозяин, я волнуюсь!» – Пес уселся на задние лапы и посмотрел на хозяина с укоризной. – Ну, я не знаю, не Путиным же тебя величать. Сам тогда предлагай.
– Гав-гав-гав! – заливисто залаял временно безымянный пекинес на будильник.
– Полвосьмого!!! – в ужасе завопил Сережка. – Ах я пидорас! Нет-нет, даже не думай! – Он строго посмотрел на кобелька. – Как ты себе представляешь это «ко мне!»? Будешь пока просто Пес. Невзрачно на первый взгляд, конечно… Зато все-таки на «П». Ладно, быстро собираемся, делаем свои большие собачьи дела прямо во дворе, назло дворнику, и папа быстро уходит. У папы дежурство! И вот только не надо скулить. Я что, по-твоему, должен с тоски издохнуть на Новый год? Нет уж! Папа специально поменялся. Я пойду в роддом, там люди. Там анестезистки – снежинки, санитарки – снежные бабы, маленькая елка и большая жизнь. Не переживай, я тебе оставлю целую гору корма и чистый лоток. Впрочем, если тебе будет невыносимо тоскливо – гадь, где твоей душеньке угодно. Если кто тебя и осудит, так только не я. А больше тут и нет никого. – Пес вздохнул. Сережа вздохнул. Скрипнув, вздохнула дверь, и надрывный астматический лифт повез их на утренний моцион.
8 
