очень нудно 
10 
— Да мы его давно сняли, чтоб народ не раздражать!
— Ну, Коржа…
— И его сняли. Развонялся.
— Ну, Лебедя…
— И его скинули, вашество! Пока вы спали, мы эти сапоги меняли как перчатки. Оттого-то вы до сих пор и у власти. Но таперича надо освобождать престол для нового человека, да такого, чтобы вы при нем могли себе спокойно почивать на тех же лаврах, а не закаляться, допустим, в районах Крайнего Севера!
— Нда, — задумался царек. Со сна он соображал туго, а так как спал теперь почти все время, то тугость эта не проходила вовсе. — Надо бы вместо меня сапога поставить, но только верного…
— Не поддержат сапога, вашество.
— Да кого я спрошу!
— Вы-то, может, и никого, да и они вас не спросят. Сами изберут. Надо такого, чтобы всем понравился и чтоб лица у него не было видно. Потому что если лицо будет — так он уж точно понравится не всем!
— Это дело, — заметил царек. — Надо бы человека-невидимку…
— Гениально! — воскликнуло окружение. — А где ж у нас такие водятся?
— Да водятся, — почесал в затылке царек. — Среди бойцов невидимого фронта…
Бойцами невидимого фронта называлось особое подразделение, которое вело войну тайно. Фронта никто не видел, бойцов не знали даже в лицо, да и результатов-то, если честно, тоже давно видно не было, но все утешали себя тем, что это такие специальные незримые бойцы. Царь крикнул во всю глотку:
— Эй, бойцы мои незримые! Есть кто-нибудь?
— Есть, — раздался рядом с ним тихий, но очень решительный голос.
— Здравия желаю!
— Здравствуйте, здравствуйте, — спокойно сказал голос.
— Это ж не по уставу, — опешил царек.
— У нас свой устав, — загадочно ответил голос. — Ну-с, чем можем?
— Да надо преемника мне, — объяснил царек, — такого, чтоб всем по душе пришелся. Стало быть, из вас, из невидимых…
— Годится, — сказал невидимый боец. — Но учтите, мы невидимы только первые полгода. Потом у нас начинают проступать некоторые, как бы сказать, черты. Такая особенность.
— Да тогда уж, пожалуйста! — с облегчением воскликнул царек. — Лишь бы поначалу… чтоб понравился всем!
— Это мы запросто, — холодно пообещал голос. — Ступайте во дворец, готовьте прикрытие, легенду и камуфляж.
И помощники быстренько-быстренько забегали, собирая одежду для преемника: набрали, конечно, второпях — у кого что есть. Один пожертвовал кимоно для карате, другой — костюм лыжный, с шапочкой, третий — куртку поношенную (хорошую жаль отдавать), четвертый — штаны камуфляжные, пятый — свитер вязаный, вполне еще ничего… Царек лично свои лавры передал, улежанные, но зато уютные. Одели невидимку кое-как — стало его немного видно; правда, между лыжной шапочкой и курточкой по-прежнему было пусто, но пространСТВО это было таким небольшим, что отсутствие лица вполне можно было принять за оптический обман.
— А обувь-то, обувь-то! — вспомнили помощники.
— Послать за сапогами! — заорал царек.
Тут же по областям, городам и весям полетели вестники, вербуя одежду и обувь для преемника, и первым вызвался наш сапог.
— Служу! — воскликнул он в надежде, что его области перепадет теперь еще немного денег. — Лоялен!
— Старый друг лучше новых двух! — умилился царёк и лично надел сапог на ногу преемнику.
— Не жмет? — спросил он заботливо.
— Попробовал бы он, — сквозь зубы ответил преемник.
В лыжной шапочке, кимоно и сапогах он вышел к народу, сжимая в одной руке гранатомет, а в другой — статуэтку железного Феликса в одну двухсотую натуральной величины. Послышался общий стон умиления, и в тот же миг страна восторженно избрала себе нового властителя.
— Обратите внимание, какое суровое, сдержанное лицо, — говорили одни.
— И при этом доброе! — с придыханием стонали другие.
И бывший царек с облегчением продолжил смотреть сны, а новый уселся на лавры. Но почивать на них он не собирался — он начал постепенно проступать, как проступает в ванночке проявляющийся фотоснимок. Главное же, что он начал увеличиваться, и одежда бывшего царька и его приспешников становилась ему тесна. От нее осталось одно кимоно — широкое и потому годящееся на любой размер. Первой он скинул лыжную шапочку, потом потертую курточку… Дошла, наконец, очередь и до сапога.
— Меня-то за что?! — взвыл сапог. — Я же верой и правдой! Я же вашу ногу обнимал, как пух!
10 
