Последние отзывы

  39  

Она нашла десятки мест: больницы, санатории, оздоровительные заведения, исследовательские институты, центры физической, психической, эмоциональной реабилитации, и все это в самых разных комбинациях. Некоторыми он владел напрямую, другие были зарегистрированы как собственность его фонда, в третьих, у него было долевое участие или совместное владение, в четвертых, он работал приглашенным специалистом.

Ева рассортировала все эти учреждения по приоритетному принципу и сосредоточилась в первую очередь на тех, где Айкон имел полный контроль.

Потом она встала и начал ходить взад-вперед. Она не могла отбросить учреждения, находившиеся за пределами страны. И она не была твердо уверена, что выбрала самый перспективный путь поиска. Возможно, она гонялась за призраком?

Нет, это не призрак, думала Ева, глядя в свое мутное маленькое окошко на угрюмое ноябрьское небо. Доктор держал что-то в секрете, а секреты имеют свойство выходить наружу. И причинять боль.

Уж ей ли не знать!

Он не давал им имен, думала она, он их нумеровал. Обезличивал их, лишал индивидуальности.

Ей тоже не дали имени, когда она родилась. Она так и прожила без имени первые восемь лет своей жизни, пока они использовали ее и измывались над ней. Они лишили ее индивидуальности. Они готовили ее. Тренировали побоями, изнасилованиями и страхом, чтобы сделать ее шлюхой. Она не была для них ребенком, она была потенциально прибыльным активом.

И это лишенное индивидуальности, не вполне человеческое существо, в конце концов, не выдержало и убило своего мучителя и тюремщика.

Нет, конечно, это не одно и то же. Рорк прав, тут нельзя проводить прямые аналогии. В заметках доктора не упоминалось об изнасиловании, о какой бы то ни было физической жестокости. Напротив, об участницах, судя по всему, заботились, держали их в идеальной физической форме.

Но существует много других видов жестокости, и некоторые из них со стороны выглядят как благодеяния.

Где-то в этих записях крылся мотив. Где-то существовала более подробная документация. Вот там-то, скорее всего, она и найдет Долорес.

— Ева!

Она повернулась на голос. Мира стояла в проеме открытой двери. Взгляд у нее был затравленный.

— Я пришла извиниться за то, что отказалась вас выслушать сегодня утром.

— Без проблем!

— Нет, проблема есть, и это моя проблема. Мне хотелось бы войти и закрыть дверь.

— Конечно.

— Мне хотелось бы увидеть то, что вы утром хотели мне показать.

— Я обратилась к другому медэксперту. Вам нет необходимости…

— Прошу вас! — Мира села и сложила руки на коленях. — Можно мне взглянуть?

Ева молча вынула бумаги и передала их Мире.

— Загадочно, — сказала Мира после нескольких минут молчания. — Неполно. Уилфрид был человеком последовательным, даже педантичным во всех отношениях. А эти записи намеренно отрывочны и непонятны.

— Почему они не названы по именам?

— Чтобы помочь ему держать дистанцию, сохранять объективность. Эти женщины проходили длительный курс процедур, Я бы сказала, он хотел избежать эмоциональной привязанности. Они проходили подготовку.

— К чему?

— Не могу сказать. Но их к чему-то готовили, учили, экзаменовали, им давали возможность изучать собственные сильные и слабые стороны, улучшать показатели, устранять недостатки. Те, кто набирал меньше определенного процента показателей, исключались из группы пациентов, поскольку возможность улучшить эти показатели, видимо, признавалась маловероятной. Он очень высоко поднимал планку. Это типично для него.

— Что ему могло потребоваться, чтобы все это устроить?

— Я не вполне представляю, что такое это. Но ему понадобились бы клиническое и лабораторное оборудование, палаты или номера для пациенток, кухонные зоны для приготовления еды, спортивные залы и игровые площадки на открытом воздухе, учебные аудитории. Он всегда требовал самого лучшего. Он на этом настаивал. Если эти девушки действительно были его пациентками, он хотел бы для них максимального комфорта, хорошего обращения, стимулирующей обстановки. — Мира подняла глаза на Еву. — Он никогда не стал бы жестоко обращаться с ребенком. Ни за что не причинил бы вреда. Я это говорю не потому, что он был моим другом, Ева. Я сейчас выступаю как эксперт по психологическим портретам. Он был врачом до мозга костей, верным принципу «Не навреди».

— Он мог проводить эксперименты вне рамок закона?

  39