Глава 24

"Я с детства не веду дневника. Свои секреты лучше держать при себе. Но сейчас я все время думаю о Хоуп. О том месте, где она погибла.

Папа, наш с ней папа, воздвиг в ее память красивую статую, окруженную благоухающими цветами. И это место больше подходит ей, чем могила, в которой ее погребли в то ужасное влажное серое утро. Я никогда туда не ходила. Не хотела иметь ничего общего, как при ее жизни не желала делить ее глупые игры и дружить с ее странной невоспитанной подружкой.

Нет, я так отчаянно этого хотела, что отвергала все предложения присоединиться к ним. У меня тяжелый характер. Иногда мне это нравится. Во всяком случае, у меня натура такая – на все возражать, ни с чем не соглашаться.

Мне нравилось сердиться и дуться, особенно когда меня хотели развеселить. Мне нравилось, когда мне уделяли внимание.

Я знала уже тогда, что из нас троих я у родителей на последнем месте. Кейд был наследником. И я завидовала тому, что он мальчик, пока не обнаружила, что принадлежность к женскому полу имеет свои прелести. Я рано познакомилась с сексом и наслаждалась этим открытием без зазрения совести.

Но в восемь лет половые различия меня волновали мало. Я только знала, что Кейд станет хозяином «Прекрасных грез», так как он мальчик. Отец взирал на него с такой гордостью. Отец существовал для сына. А я не могла стать еще одним сыном.

Не могла я и стать его ангелом, как Хоуп. Он ее обожал. Он и меня любил, ведь он был человек справедливый. Но слишком очевидно было, что его сердце отдано Хоуп, как надежды связаны с Кейдом. А я была придатком к его ангелу.

Для матери Кейд, очевидно, тоже был источником гордости. У Лэвеллов будет наследник рода, ибо она исполнила свой долг: понесла и родила мальчика. Она с радостью уступила его воспитание отцу. Интересно, чувствовал ли Кейд, как его искусно и умело отдаляют? Наверное, да, но это не помешало ему вырасти цельным, замечательным человеком. Несмотря на удаленность от матери. А может быть, благодаря этой удаленности.

Конечно, мама учила его хорошим манерам, следила за тем, чтобы он был всегда чисто вымыт и одет, но его учеба, его досуг, его судьба были отцовской заботой.

А Хоуп была наградой маме за хорошо проделанную работу. Она всегда любила Хоуп за милый характер, за податливость и так и не распознала, что внутри таится маленькая мятежница. Я уверена, что, если бы Хоуп выжила, она бы тоже делала что хотела, только бы сумела уверить маму, будто поступает в точном соответствии с ее желаниями.

Она обвела ее вокруг пальца, сдружившись с Тори. Да, она всегда и во всем сумела бы поставить на своем.

Господи, как я по ней скучаю. Мне недостает моей половинки, той, которая любила смех и веселье. Я ужасно по ней тоскую.

Я же для мамы всегда была испытанием. Она очень часто говорила об этом, значит, это правда. У меня нет кротости Хоуп, покладистости, очарования. Я все время задавала каверзные вопросы, яростно спорила, мне было все равно, лишь бы на меня обратили внимание, заметили бы меня.

Хоуп подружилась с Тори за год до того лета. И почти с самого начала знакомства они стали неразлучны. Больше близнецами, чем мы с Хоуп.

Уже только за это одно я невзлюбила Викторию Боден. Я насмехалась над Тори при каждом удобном случае, я делала вид, что не вижу ее в упор. Я притворялась. На самом деле я зорко следила за ней и за Хоуп. Я тщательно выискивала малейшую трещинку в их отношениях, чтобы расширить ее и разрушить их дружбу.

В день смерти Хоуп они играли вдвоем у нас дома, так как Хоуп было строжайше запрещено бывать у Тори. Она, конечно, бывала тайком, но большую часть времени они проводили в «Прекрасных грезах» или на болоте.

Мама ничего о болоте не знала. Она бы этого не одобрила, но мы все там играли. А пала знал, но только просил нас, чтобы мы там не бывали после захода солнца.

  110