Последние отзывы

  5  

• Золотая лира,
• Единоправная доля
• Аполлона и синекудрых Муз!
• Тебе вторит пляска, начало блеска;
• Знаку твоему покорны певцы,
• Когда, встрепенувшись, поведёшь ты замах
• к начинанию хора, —

а также фрагменты зачинов первой ("Сними же с гвоздя дорийскую лиру...") и второй Олимпийских од Пиндара ("Песни мои, владычицы лиры ...") вступают в контрастные отношения со всем началом "Флейты" Маяковского.

В контексте дионисийского празднества рядом с "флейтой-позвоночником" могут быть упомянуты и "свирели (дудки) боли", которые оказываются одними из атрибутов торжества истины в сюжете стихотворения Брентано "Wenn der lahme Weber träumt, er webe ..." (из сказки 1834-1838 гг.):

• Schmerz-Schalmeien
• Der erwachten Nacht ins Herz all schreien ...

Комментируя это стихотворение, С.С. Аверинцев отмечает, что в данном фрагменте "речь идёт /... / о "свирельных тростинках боли", "Schmerz-Schalmeien", которые все сразу кричат прямо в сердце разбуженной, всполошённой ночи. Музыка и боль, резкость звука и острота боли оказываются тождественными. Эта редкостная метафора составляет другую идентификацию, красной нитью проходящую сквозь стихи Брентано, — рана как говорящие, поющие и улыбающиеся уста, как изливающийся родник, как рождающее лоно. Исток слова уподоблен ране, музыка слова — боли" [Аверинцев, с. 24]. На рисунке Маяковского с обложки поэмы "Флейта-позвоночник" "изливается" и "рождает" "стихи ей" (о таком подзаголовке к поэме сообщалось на первой странице альманах "Пета" за 1916 год [Правдина, с. 214]) трубка тела-позвоночника, изображённого именно как "рана", с вытекающей из него кровью. Образы брентановских свирелей, причиняющих боль, и страдающего человека-флейты с обложки поэмы Маяковского могут служить признаками того, что данные авторы представляют искусство дионисийского типа. К этому же типу, в свою очередь, подключаются и флейты Мандельштама. Речь идёт, во-первых, о фрагменте стихотворения "Длинной жажды должник виноватый ..." (1937 г.) из третьей "Воронежской тетради": "Флейты свищут, клевещут и злятся ..." (о дионисийском наполнении этого образа см. в статье М.С. Павлова "О. Мандельштам: Цикл о воронежской жажде" [Павлов, с. 181, 183]). Во-вторых, мы имеем в виду фрагмент третьей строфы стихотворения Мандельштама "Век" (1922):

• Чтобы вырвать век из плена,
• Чтобы новый мир начать,
• Узловатых дней колена
• Нужно флейтою связать, —

который М.Л. Гаспаров прямо связывает с "Флейтой" Маяковского: " /.../ здесь представляется несомненной ассоциация с "Флейтой-позвоночником" Маяковского и её темой "моя физическая мука становится песней" [Гаспаров 1995, с. 228]. Связь между двумя этими произведениями оправдана и другой общей для них темой — темой позвоночника, которая у Маяковского задана и заглавием, и рисунком, и текстом пролога: "Я сегодня буду играть на флейте. // На собственном позвоночнике." У Мандельштама она звучит в первой, второй и четвёртой строфах стихотворения "Век":

• Век мой, зверь мой, кто сумеет
• Заглянуть в твои зрачки
• И своею кровью склеит
• Двух столетий позвонки?
• . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
• Тварь, покуда жизнь хватает,
• Донести хребет должна,
• И невидимым играет
• Позвоночником волна.
• . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
• Но разбит твой позвоночник,
• Мой прекрасный жалкий век!

Комментируя это стихотворение, А.Г. Мец считает вероятным подтекстом строки "Узловатых дней колена" фрагмент статьи К. Эрберга "О догматах и ересях в искусстве": "Человеческая культура растёт как лёгкий, но крепкий коленчатый тростник ... в тех местах, где находится граница между одним коленом и другим, ствол тростника бывает особенно крепок, и можно сказать, что вся крепость тростника — от этих узловых мест его лёгкого и стройного ствола .../... /" [Мандельштам, с. 566].

Этот "тростниковый" подтекст флейты из мандельштамовского "Века" оказывается значимым в деле выяснения второго смысла заглавия и рисунка с обложки поэмы Маяковского. Полая трубка, условно изображающая тело героя, представляет собой не только музыкальный инструмент — флейту, но и инструмент для письма. Вниз головой, с вытекающей кровью (чернилами), он может быть понят и как ручка или перо, вполне в соответствии с текстом: "Соч. Маяковского. /... / Разрисовал Маяковский" и автографом Маяковского на титульном листе: "Написал эту книгу я. Вл. Маяковский. /... /" [Харджиев, Тренин, с. 309]. Отождествление Маяковского-флейты с тростниковым пером оказывается возможным в свете традиционного представления о том, что "человек — это тростниковая палочка для письма [Schreibrohr — пишущий тростник], которая лежит в руке Божией, или флейта, в которую дует Бог" [Ohly, с. 130]. Поэт, о котором говорится "вдохновляемый" или "вдохновенный" (der Inspirierte), служит Богу как тростниковое перо или флейта [Ohly, с. 130]. Латинский писатель середины 12 века Алан Лилльский, которого цитирует Ф. Оли, хочет быть не писцом, не автором, но пером, которым пишется произведение. И он же обозначает себя свирелью (fistula), флейтой того, кто играет на ней [Ohly, с. 133-134]. В основе сближения флейты с трубочкой для письма лежит многозначность латинского calamus (камыш, перо, свирель), происходящего от греч. — тростник и "сделанное из тростника: а) поэт. свирель, флейта. b) позд. перо из тростника /... /" [Вейсман, с. 654].

  5