очень нудно 
7 
Приятелю, одному из управляющих своего мобильного оператора, он объяснил, что вчера в пятнадцать часов двадцать три минуты ему угрожали по телефону. Прежде чем обращаться в милицию, он хотел бы выяснить, с какого номера был сделан звонок. Возможно, этим все обойдется, а компания будет избавлена от официального разбирательства. Он звонил из машины, после того как еще дважды прокрутил сообщение на голосовой почте.
Приятель попросил десять минут и перезвонил через две. Он не только узнал, с какого номера поступил вчерашний вызов, но и связался с оператором абонента. Телефон был с анонимной сим-картой, покупка которой не требовала ни предъявления документов, ни даже липовой авторизации. Это значило, что проследить абонента будет возможно лишь в случае «оперативного перехвата». Подорогин уточнил, что такое — «оперативный перехват». Приятель в ответ сказал, что если Подорогин смотрел «Семнадцать мгновений весны», то должен помнить историю с попытками гестапо запеленговать радиопередатчик Штирлица. Методы с тех пор принципиально не изменились. Услышав имя Штирлица, Подорогин съехал на обочину, остановился, отнял трубку от уха и приставил ее ко лбу Из-под сиденья пассажира выкатился прикуриватель. Приятель продолжал что-то объяснять. Перебив его, Подорогин попросил назвать вычисленный номер телефона. Приятель извинился, так как ему звонили по параллельной линии. Подорогин недолго слушал изуродованную электронную тонику из «Лунной сонаты», затем отключил связь и снова приставил трубку ко лбу. Приятель вскоре позвонил ему сам. Он был сильно взволнован. Звонок, прервавший их разговор, оказался из сотовой компании — «той самой». Телефон, о котором речь, был реализован вчера в первой половине дня с двадцатиминутной картой и вчера же вечером предъявлен в один из фирменных пунктов продаж. Без передней панели, антенны и аккумулятора. Здесь-то и начиналось самое интересное. Во-первых, на трубке остались следы крови (а лучше сказать, она была залита кровью). Во-вторых, как выяснилось, кровь принадлежит ее мертвому владельцу (вернее, владелице). В-третьих, обо всех этих ужасах известно со слов следователя, каковой и доставил трубку для опознания ее ошарашенным продавцам. В-четвертых (и в главных для Подорогина): с трубки был сделан всего лишь один звонок.
— То есть, — подытожил Подорогин, — не сегодня-завтра я жду ментуру.
— Не знаю, — нервно прихохотнул приятель. — Может быть… Но для того, чтобы получить распечатку счета официально, им понадобится время. Предписание прокурора, ордер, и все такое.
— Спасибо, — вздохнул Подорогин. — Как сам-то вообще, семья?
— Что? — спросил приятель с заминкой, как будто не поняв или не расслышав вопроса. — Ах, не за что. Извини.
— Ну, давай.
— Всего…
Подорогин посмотрел на часы: Тихону Самуилычу звонить еще рановато.
— А в принципе, — рассудил он вслух, выруливая на дорогу, — и незачем.
Офис еще пустовал. Парадную Подорогину открыл заспанный охранник. Освещенная изнутри будка секьюрити походила на запотевшую витрину.
Поднявшись к себе в кабинет, Подорогин успел только снять пальто, как тот же охранник позвонил по внутренней линии:
— К вам тут… из уголовки.
— М-мать! — выдохнул Подорогин, откинувшись в кресле.
Прежде чем раздались шаги в приемной, он вытянул перед собой руки и растопырил пальцы. На правом обшлаге рубашки темнело жирное пятно.
За дверью кашлянули.
Подорогин опустил руки.
— Да!
В кабинет протиснулся (уловка Тихона Самуилыча — дверь на сильной пружине) человек небольшого роста в подмокшем синем ватнике и лыжной шапочке.
— Здравствуйте. — На полных щеках вошедшего лоснился влажный румянец и трепетала виноватая улыбка.
— Доброе утро, — сказал Подорогин.
— Следователь городской прокуратуры Уткин, — выдохнул человек. — Леонид Георгич. Удостоверение… — Отдуваясь, он полез во внутренний карман.
Подорогин включил настольную лампу.
— Да вы садитесь.
— Спасибо. — Леонид Георгиевич оглянулся через оба плеча и сел почему-то не в кожаное кресло у стола, а на дешевый стул возле зеркала. Там он долго и суетливо разоблачался. В комнате запахло потом и чем-то несвежим, напомнившим Подорогину прогорклую кухонную губку.
— Из метро?
— Да… — Леонид Георгиевич замер и пристально посмотрел в угол стола.
7 
