Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
41 
– Мы и разместимся здесь оба, – холодно сказал он. – Я, кажется, все четко объяснил. Выбор не так уж велик.
– Да, да. Я… я согласна. Это не проблема, – торопливо проговорила Энни, подходя к кровати. – Эта кровать размером с футбольное поле… Я лягу на правой стороне. А ты можешь лечь на… Что ты делаешь?
Чейз открывал двери гардероба.
– Где-то должно быть белье… Вот оно. – Он достал постельные принадлежности, передал одеяло Энни, а другое постелил на кресло.
– Ты собираешься спать в кресле?
– Совершенно верно. – Он сел, подложил подушку под голову и вытянул ноги. – Не хотел бы погубить твою репутацию.
– Чейз, пожалуйста, я не имела в виду…
Он протянул руку за спину, повернул выключатель на стене, и комната погрузилась в темноту. Энни закрыла глаза. Слезы текли у нее из-под ресниц.
– Чейз? – прошептала она спустя некоторое время.
– Что?
– Ничего, – сказала она и повернулась на бок.
Я люблю тебя, Чейз, думала она. Теперь было безопасно признаться себе в этом, хотя она не знала, как выдержит эту бесконечную ночь.
– Спокойной ночи, Энни, – сказал Чейз и повернулся, стараясь найти удобное положение, хотя знал, что это невозможно сделать, находясь в кресле-качалке, да еще на расстоянии вытянутой руки от единственной женщины, которую он любит.
Он чувствовал ее запах, слышал ее тихое дыхание. Все, что ему нужно сделать, – это протянуть руку, и он смог бы дотронуться до ее теплой шелковистой кожи. Как, черт возьми, выдержать эту ночь?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Чейз проснулся внезапно, как будто кто-то толкнул его. В комнате стояла полная темнота; он слышал, как дождь барабанит по крыше.
Где он? Не дома, это точно.
Обрывки воспоминаний всплывали в памяти. Сумасшедший полет в Сиэтл. Моторная лодка, быстро плывущая по волнам. Остров. Дом. Спальня…
И Энни. Спящая на кровати в нескольких дюймах от его кресла.
Не думай об этом. Об Энни. Думай о чем-нибудь другом. О чем-нибудь другом.
Чейз скривился. Произойдет чудо, если ему удастся встать и выпрямиться. Вот о чем следовало думать.
Осторожно взявшись руками за подлокотники деревянного кресла, он вытянулся, чтобы распрямить спину. И поступил очень предусмотрительно. Позвоночник стал хрупким, как стекло, и жутко болел. Все остальные части тела были не в лучшем состоянии.
Будь проклят тот, кто изобрел кресло-качалку, подумал он злобно. Предмет явно не создан для отдыха или сна.
К тому же было холодно. Одеяло, которым он накрылся, сползло на пол. Морщась от боли, он нагнулся и пошарил вокруг в поисках одеяла. Натянул его до подбородка и стал уговаривать себя, что эта ночь когда-нибудь должна кончиться.
Который сейчас час, интересно? Чейз поднес руку к глазам. Света было слишком мало; он прищурился, чтобы разглядеть циферблат. Сколько? Три, может быть, четыре часа ночи?
Дьявол! Только половина двенадцатого. Он спал, если это можно назвать сном, всего два часа.
Он устало закрыл глаза, собрался откинуть голову назад, но вовремя вспомнил, что если сделает это, то стукнется головой о стену. Раза два это уже случилось. Именно оттого он и проснулся.
Половина двенадцатого. Не может быть! В Сиэтле он бы еще бодрствовал. Читал бы, сидя на красивой мягкой кровати, с подушкой под головой. Или смотрел бы телевизор. Делал бы пометки для завтрашнего заседания. Но уж наверняка не сидел бы в самом неудобном кресле, когда-либо изобретенном человеком.
Еще часа два – и ему понадобится костоправ.
О чем он думает, черт побери! Через минуту-другую его череп расколется. И дело не в неудобном кресле, и не в холодной комнате, и не в шорохе дождя.
Не это его разбудило.
Причина простая и ясная – Энни.
Как он собирается пережить эту ночь в одной комнате с ней?
Чейз пристыдил себя за распутные мысли. Но он не виноват. Виновата Энни. Нет, черт побери! Почему бы не сознаться, что Энни тут ни при чем! Она, наверное, и не предполагает, что он сидит здесь с ноющей спиной и сгорает от желания. Судя по спокойному, ровному дыханию, она спит. Если ему в голову лезут грязные фантазии, то это его собственная вина.
Одна из них была особенно четкой.
Он сидит здесь, в кресле, и слышит, что Энни произносит его имя.
Чейз, сказала она, и внезапно лунный свет полился в комнату и кровать засияла, как слоновая кость.
Энни села и протянула к нему руки.
Чейз, прошептала она, почему ты сидишь там? Иди на кровать, милый, ко мне, здесь твое место.
41 
