— Просто расслабься.
Он видел, что она трепещет, как испуганная птица, чувствуя себя беззащитной в его руках.
— Хочешь, я включу свет?
— Нет. — Алтея сжала губы, надеясь унять дрожь хотя бы в голосе. Она не хотела света. Не хотела, чтобы он видел ее, до тех пор, пока она не сумеет успокоиться. — Нет. Дай мне воды. Все будет хорошо.
— Я принесу. — Он осторожно откинул волосы и был потрясен, обнаружив, что ее лицо залито слезами. — Я быстро.
Когда Кольт ушел, она подтянула колени к груди. «Возьми себя в руки», — приказала себе, но лишь бессильно уронила голову на колени. Слушая, как вода наливается в стакан, глядя на полоску света, пробивающуюся из-под двери в ванную, она пыталась дышать ровно и глубоко.
— Прости, Найтшейд, — сказала она, когда он вернулся со стаканом воды. — Я разбудила тебя.
— Думаю, да.
Кольт заметил, что теперь ее голос стал гораздо спокойнее, но руки по-прежнему дрожали. Он накрыл их своей ладонью и поднес стакан к ее губам.
— Должно быть, тебе приснился кошмар.
Вода освежила ее пересохшее горло.
— Наверное. Спасибо. — Она отдала ему стакан, смущаясь из-за того, что не смогла сама держать его.
Кольт поставил стакан на тумбочку и растянулся рядом с ней:
— Расскажи мне.
Она неохотно повела плечами:
— Скорее всего, все дело в пицце, да и день выдался непростой.
Очень нежно, но твердо он обхватил ладонями ее лицо. Свет, который он оставил в ванной, тускло освещал комнату. И он увидел, как она бледна.
— Нет, я и не подумаю отмахиваться от этого, Тея. И ты не станешь отмахиваться от меня. Ты кричала.
Она попыталась отвернуться, но он не позволил.
— И ты до сих пор дрожишь. Я могу быть таким же упрямым, как и ты, а сейчас считаю, что у меня есть преимущество.
— Мне приснился кошмар. — Она попыталась огрызнуться, но у нее просто не хватило сил. — У людей бывают кошмары.
— И как часто тебе снится этот сон?
— Ни разу за долгое время… — Она подняла ослабевшую руку и провела по волосам. — Не знаю, почему это произошло.
Он подумал, что знает. И, если только он не ошибается, она тоже это знает.
— У тебя есть какая-нибудь ночная рубашка или что-нибудь вроде того? Ты замерзла.
— Я достану.
— Просто скажи мне, где она лежит.
Ее быстрый раздраженный вздох несколько успокоил его.
— В верхнем ящике комода. Слева.
Он встал и, выдвинув ящик, схватил первую попавшуюся вещь. Это оказалась огромная мужская нижняя рубашка.
— Миленькое у тебя белье, лейтенант, — пошутил он.
— Оно вполне мне подходит.
Кольт оправил на ней рубашку, подложил ей под спину подушки, возясь с ней, как мать с младенцем, у которого болит животик.
Алтея нахмурилась:
— Не люблю я этих нежностей.
— Ничего, переживешь.
Убедившись, что ей удобно лежать, Кольт натянул джинсы. Им непременно надо поговорить, решил он, и снова присел на кровать рядом с ней. И не важно, хочет она того или нет. Он взял ее за руку и дождался, когда она посмотрит ему в глаза.
— Кошмар. Это сон о том времени, когда тебя изнасиловали, ведь так?
Она крепко сжала его пальцы.
— Я уже сказал, что слышал ваш с Лиз разговор.
Она заставила себя ослабить хватку, но пальцы не слушались ее, оставаясь холодными.
— Это было очень давно и больше не влияет на мою жизнь.
— Значит, влияет, если ты просыпаешься от крика. Прошлое не дает спокойно жить в настоящем, — спокойно продолжил он. — Когда ты помогла Лиз, твое прошлое напомнило о себе.
— Хорошо. И что?
— Доверься мне, Алтея, — спокойно произнес он, глядя ей прямо в глаза. — Позволь помочь тебе.
— Мне больно, — услышала она собственный голос и закрыла глаза. Впервые она смогла открыться другому человеку. — Не всегда. Но эта боль возникает время от времени и режет меня на куски.
— Я хочу понять. — Он поднес к губам ее ладонь. Алтея не отдернула руку. — Поговори со мной.
Она не знала, с чего начать. Самым безопасным было рассказать все с начала. Опустив голову на подушки, она снова закрыла глаза.
— Мой отец пил и, когда напивался, делался отвратительным. У него были большие кулаки. — Она сжала руки, затем расслабила их. — Он колотил маму и меня. Самое мое раннее детское воспоминание именно об этих руках, об их жестокости, которую я не могла понять и которой не могла противостоять. Я не очень хорошо его помню. Как-то ночью он сцепился с кем-то еще более жестоким, и тот убил его. Мне было шесть.