Так что, споткнувшись в повествовании о резиновые палки, коими мусора в конотопском парке помахивали, не упрекайте меня в незнании предмета, не уличайте в невежестве и преувеличениях. Ничего я не выдумал, ничего не напутал. Рассказываю точно так, как было, ничего от себя не добавляя, ничего не выдумывая. Сомнения в точности и правдивости описания могли возникнуть просто потому, что у моего народа память короткая. Мой народ помнит, что резиновыми успокоителями милицию вооружил товарищ Хрущёв в июле 1962 года. А ведь хрущёвские палки — это всего лишь второе пришествие. А первопроходцем был товарищ Балицкий, на десятилетия почин Никиты опередивший.
Палки те потом отменили, но только после того, как выяснилось, что продажный мерзавец Балицкий — враг народа и британский шпион. Но это случится в следующем 1937 году. А у нас речь о 1936-м годе, когда кабель Днепро-ГЭСа в воспитательных целях использовался очень даже широко. В те времена в великом и могучем языке даже глагол особый появился — «дрыновать», то есть охаживать дрыном массы народные.
Летят мимо товарища Ягоды кварталы московские, дума покоя не дает: не распространить ли великий почин Балицкого на всю страну великую, от края и до края? Неплохо бы, да только не повернули бы злопыхатели и завистники блистательную идею против самого Генриха. Не знаешь ведь, как слово твое отзовется. Не ведаешь, каким боком тайные недруги наизнанку вывернут, каким манером великую идею извратят, испоганят, против тебя же выставят. Много у Железного Генриха скрытых недоброжелателей. Вот звонил вчера Колька Ежов, мелкий такой человечишка, секретаришка из Центрального Комитета, требовал протоколы допросов и очных ставок Зиновьева, Каменева, Смирнова и всяких прочих. Ишь, вздумал! В дела НКВД нос совать! Железный Генрих секретарю своему Буланову Павлу Петровичу, махнув рукой, разрешил нехотя: дай уж что-нибудь этому заморышу, пусть отстанет. Чем бы дитя ни тешилось… Эх, подшутить бы над этим заморышем Колькой Ежовым! Вот вчера в кремлевском коридоре встретил Железный Генрих своего давнего противника товарища Томского Михаила Павловича, бывшего члена Политбюро, бывшего полновластного повелителя и хозяина всего Туркестана, да и пошутил:
— А вас, Михал Палыч, еще не арестовали? Странно. А мои ребята по вам работают.
Сегодня утром доложили: застрелился товарищ Томский.
Есть порода людей, которые шуток совсем не понимают.
2
В 1922 году на самом верху семеро их было: Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Сталин, Бухарин, Пятаков.
К тому времени уже пророс и расцвел буйным цветом культ личности товарища Ленина. Но сам он, официально обожаемый и обожествляемый, был изолирован от всего мира и отстранен от власти. Это чтобы его драгоценное здоровье поберечь. Товарищ Сталин так повернул дело, что Центральный Комитет обязал именно его покой дорогого Владимира Ильича блюсти.
И товарищ Сталин, повинуясь решению партии, блюл. Или блюдил. Уж не знаю, как тут выразиться.
Ради сохранения бесценного здоровья товарища Ленина сталинские врачи запретили дорогому Ильичу любые встречи, кроме встреч со Сталиным. Ленину не давали ни книг, ни газет. Чтобы не волновался лишний раз, вникая в наши победы и свершения. Писать Ленин уже не мог. Правая рука и правая нога парализованы. Отчего парализованы, говорить тогда было не принято. А зря — молодому поколению была бы наука: с дорогого Ильича пример не берите, иначе не только руки-ноги паралич расшибет, но и нос провалится.
Товарищ Сталин, будь его воля, вообще все контакты Ленина с внешним миром перерезал бы. Но все перекрыть не вышло. Не было тогда еще у товарища Сталина силы такой. Ленину разрешали диктовать пять, от силы десять минут в день.
И он продиктовал «Письмо к съезду».
Ленина товарищ Сталин обложил как медведя в берлоге. Но не досмотрел самую малость. Не доглядел. Упустил.
И содержание письма стало известно руководящим товарищам по верхам партии. В этом письме Ленин дал характеристики вождям.
Сталин, по мнению товарища Ленина, сосредоточил в своих руках необъятную власть. Товарищ Ленин был вовсе не уверен, сумеет ли товарищ Сталин всегда достаточно осторожно пользоваться той властью.
Троцкий, по ленинской оценке, отличается выдающимися способностями, но увлекается чисто административной стороной дела, то есть бездушный он бюрократ. А еще товарищ Троцкий боролся против Центрального Комитета Коммунистической партии. Это Ленин ему и припомнил. И тут же в письме еще одно, совсем уж убойное сочетание слов: небольшевизм Троцкого. Проще говоря — ужасно способный товарищ, но не наш. В нашей партии — чужой. А кто не с нами, тот… Да еще и против ЦК боролся.