Последние отзывы

  28  

Солдаты нагоняли. На сендере за пулеметом возникла голова, стрелок поправил ленту, сбегающую в железный короб, сгорбился, уперев приклад в лечо, но потом встал прямо — решил обождать еще немного.

Сбоку громыхнуло ружье сержанта, пуля врезалась в стену прямо над черными вихрями цыганки, она присела, ругнулась и погрозила стрелку кулаком. Сержант, восседавший в железном кресле, снова целился в нас.

— Вон! — крикнула Эви. — Слышь, Музыкант! Что это… холмовейник, а?

Левее нашего курса почти на самой границе песков, до которой оставалось всего ничего, высился ржаво-коричневый горб. В глиняной, иссеченной трещинами поверхности поблескивал металл.

— Холмовейник, — согласился я. — Сейчас день, ползуны спят…

— Давай к нему!

— Зачем?

— К нему, говорю! За сколько доедешь? Есть тут динамит у тебя?

— Быстро доедем. Динамита нет.

— Хоть одна шашка завалящая… Нету? Ну ладно, а топлива где отлить с пол-литра? И масла? Ты понял, что я хочу сделать?

— Понял, понял.

Я сказал ей, где все это взять, Эви нагнулась, протягивая руку к пустой пивной бутылке, пер-катывающейся по полу рубки — и тут солдаты дали залп.

Соскочив со стула, я растянулся на полу рядом с упавшей цыганкой. Со звоном осыпались оба еще целых стекла — а ведь они обошлись мне в три серебряка каждое! — пули заколотили по доскам, застревая в них или пробивая насквозь.

Бутылка покатилась к двери, цыганка схватила ее и поползла наружу.

— К холмовейнику рули! — крикнула она напоследок.

Одиночные выстрелы смолкли, но сзади застучал пулемет. Я привстал, ухватившись за штурвал, выглянул и сразу крутанул его. Самоход качнулся, грохот и лязг позади стихли — пулеметная очередь ушла в сторону от кормы. Стал слышен близкий рев двигателя омеговской машины.

Сержант, повесив ружье за спину, стоял на кресле во весь рост и размахивал тросом с «кошкой» на конце. Блестели на солнце наточенные зазубренные крюки, омеговец лыбился, будто участвовал в каком-то веселом представлении.

Он подался вперед, собираясь швырнуть абордажную «кошку» на борт самохода, и тогда я вновь крутанул штурвал.

Произошло примерно то же, что и перед приездом в Рязань, когда за мной погнались три машины. «Зеб» и сендер нырнули навстречу друг другу, омеговцев едва не затянуло под колеса, но их шофер оказался опытнее — успел вырулить. Сержант чуть не вылетел из кресла, «кошка» упала в песок, привязанный к штырю под креслом трос начал стремительно разматываться, захлестнув ноги солдата, подсек их и натянулся. Усач вцепился в подлокотники. Лицо побагровело, он что-то прокричал и стал подтягивать «кошку», подпрыгивающую позади сендера.

Я довернул штурвал, но омеговский водила сбросил скорость. До холмовейника оставалось всего ничего, мы неслись прямо на него. На палубу выскочила Эви, потрясая бутылкой, из горлышка которой торчала скрученная жгутом тряпка. Я повернул штурвал в другую сторону, «Зеб» качнулся, объезжая холмовейник. Эви присела, щелкнула зажигалкой, сделанной из гильзы. Тряпка вспыхнула, и она побежала к носу, но повалилась на палубу, когда вновь застучал пулемет.

— Бросай ее! — завопил я, представив, как горючий коктейль взрывается посреди «Зеба», как загораются доски, и полыхнувшая смесь проливается сквозь щели в трюм, к бочонкам с топливом, ручейки огня текут в машинный отсек…

Теперь палили все преследовавшие нас солдаты: сухо кашляли револьверы, трещали автоматы, гремел пулемет.

Пули лязгали о борта, рубку простреливали лучи солнечного света из дыр. Холмовейник высился по левую руку, мы почти поравнялись с ним, омеговские машины вновь слегка отстали. Эви вскочила на качающейся палубе, прыгнула к носу. Казалось, бутылка в ее руках горит. Цыганка швырнула ее через ограждение, и бутылка упала на покатую вершину холмовейника.

И взорвалась, обдав его шипящими огненными брызгами.

* * *

Бесполые ползуны-строители стаскивают для своих обиталищ все, что попадется в округе: арматуру, куски шифера и асфальта, кирпичи, трупы, кости, ветки, кору и доски. Они смачивают песок клейким веществом из своих желез, высохнув, тот становится очень твердым.

В поверхности холмовейников всегда есть трещины, наверное, строители оставляют их намеренно: влажные шкуры ползунов выделяют какой-то газ, если холмовейник герметично закупорен, то днем, пока они прячутся от солнца, газ переполнит их норы и, чего доброго, взорвется. А так он выходит наружу сквозь трещины — именно поэтому даже днем к холмовейникам лучше не подходить, от испарений ползунов кружится голова и тошнота подступает к горлу.

  28