44 
— Да что ты мне втираешь! — горячился капитан команды парашютистов, майор, фамилию которого борттехник Ф. не запомнил. — Ты это вон им (он кивнул на вертолетчиков) втюхивай, они кивать будут хоть из вежливости. Но не мне! Прыгал он с семидесяти метров, орел, бля!
— Прыгал, — спокойно покуривая, отвечал начальник местной ПДС майор Емец.
— А доказать? Пиздеть, сам знаешь, не мешки ворочать! Ты хотя бы со ста прыгни!
— Ящик, — сказал Емец.
— Какой еще ящик?
— Обыкновенный. Если прыгну со ста, с тебя ящик армянского.
— Я-то поставлю! — воскликнул майор. — А кто мне поставит, когда мы тебя с континента соскребем?
— Я тебе до прыжка отдам. Нет, лучше мы мои деньги положим на мишень. Точка притяжения…
— Ты собрался еще и на точку встать? — засмеялся майор.
— А ты думал… Завтра утречком, по холодку…
— А я как бы где? — спросил капитан Коваль. — Кого, по-вашему, за жопу первым возьмут, если что?
— Не ссы, капитан, ты в ответе не будешь, я документ составлю про отработку покидания вертолета в экстремальной ситуации, все законно будет. И потом, половина моего ящика — экипажу, я разве не сказал? — хитро улыбнулся майор Емец.
Утром, пока борттехник Ф. делал предполетную подготовку, Коваль, Исхаков и Емец прогуливались вокруг вертолета.
— Как до ста снизишься над площадкой, иди против ветра, но не быстро, — говорил Емец, показывая рукой, как надо идти. И, обращаясь к Исхакову: — А ты за ветром следи по колдуну, курс против, но не в лоб, а градусов десять чтобы справа по полету поддувал… А ты, — поднял он голову к борттехнику, меряющему уровень масла в двигателях, — следи, чтобы наш майор мне ножку не подставил. Коньяк-то мы все любим…
Солнце поднималось. Перелетели на площадку. Там команда парашютистов во главе с их майором уже постелила на песок круг с мишенью, на которой пластырем был приклеен конверт с тремя сине-зелеными купюрами с профилем Ленина. Капитан парашютистов поднялся на борт, сел на скамейку. Майор Емец сидел напротив, в шлеме, затянутый в подвесную систему с одной только «запаской» на животе.
Взлетели. Набрали двести метров, начали снижение до ста с выходом на боевой курс. Емец, стоя на коленях перед открытой дверью, левой рукой держался за ручку двери, правой корректировал курс. Борттехник Ф., сидящий на своем месте лицом в салон, транслировал его жесты в командиру в кабину. Наконец ладонь майора замерла — «так держать!». Не вставая с колен, он обнял «запаску», слегка дернул кольцо, принял в руки упруго скакнувший купол, но не задержал его, а пропустил, направив чуть влево, одновременно выпадая в небо с поворотом на спину. У борттехника Ф. от неожиданности сердце ухнуло следом, он успел увидеть мелькнувшее лицо майора, на нем была улыбка.
Второй майор и борттехник Ф. — оба в страховочных поясах, — упав на четвереньки у двери, успели увидеть, как сначала тень от купола, а через секунду и сам купол накрывают мишень, купол перелетает, опадая, сворачивается, ползет, как издыхающий монгольфьер, а на круге возле мишени стоит на коленях майор Емец и машет им рукой.
— Вот сука, а?! — повернувшись к борттехнику, восхищенно крикнул майор.
Борттехник согласно кивал.
Фуражка и карта в безветренную погоду
Борттехник Ф. идет из штаба на стоянку первой эскадрильи.
Ночью прошел дождь, на дороге лужи. Пахнет мокрой тайгой — желтой и красной листвой, брусникой, мхом. Лету конец.
Только что вернулись из отпусков «афганцы», но их отправка на войну все откладывается. Поэтому, как положено после отпуска, они вводятся в строй. Начинаются плановые полеты по «коробочке» и в зону, в которых, к радости борттехника Ф., бортя Љ 22 не участвует по причине регламентных работ.
Борттехника Ф. догоняет мотоцикл «Иж-Планета» с коляской. Рулит борттехник Гуртов, в коляске сидит борттехник Стекачев. Мотоцикл останавливается.
— Фрол, садись! — кричит капитан Гуртов. — Чего боты мочить?
Борттехник садится на заднее сиденье. Стекачев смотрит на него из коляски улыбчиво:
— Хорошо вчера бухнули?
— Не пили.
— Ну конечно! Мешки под глазами не врут!
— Мои мешки сами по себе. Это почки, — обижается борттехник Ф.
— Все болезни от недопития, — смеется Стекачев. — Ничего, армия тебя вылечит…
Они едут, огибая лужи. Справа вдоль дороги тянутся ряды колючей проволоки, за ней — центральная заправка, потом ангары ТЭЧ, потом первая стоянка. Со стоянки на ЦЗ рулит борт Љ 16 борттехника Мухаметшина. Правый блистер открыт, в нем видно лицо лейтенанта Вяткина, правака капитана Трудова, который сейчас и держит ручку. Лейтенанта Вяткина с его мягким круглым лицом, длинными ресницами и вечной улыбкой никто иначе как Милый не называет. Он женат, но когда к нему приходят, к примеру, из ЖЭКа, и он открывает дверь, его неизменно просят позвать кого-нибудь из взрослых.
44 
