Последние отзывы

  91  

Руки Арно машинально разжались, отпустив Катрин, которая упала на землю. Обернувшись, Арно увидел группу, появившуюся только что на пороге амбара: Беранже и рыжего Готье, связанных и вымокших до нитки, которых держали четыре человека.

Говорил паж, толкаемый презрением, более сильным, чем ужас, который его сеньор всегда ему внушал.

Арно скрестил руки и уставился на группу с удивлением, которое он не пытался скрыть.

– Малыш Рокморель! Что ты тут делаешь, сопляк?

Юноша поднял голову и гордо объявил:

– Когда вы уезжали, сеньор граф, я уже был пажом госпожи Катрин. Я им являюсь и теперь, и я повсюду следовал за ней, где бы она ни была, чтобы помогать ей и служить, чем могу! А вы, мессир… вы все тот же, кого она так любила?

Под чистым взглядом пажа Арно покраснел и отвел глаза. Этот мальчишка заставил его почувствовать неловкость и раскаяние, которое легко читалось на его усталом лице.

– Не вмешивайся в то, что тебя не касается, – проворчал он. – А этот, – добавил он, указывая на Готье, молчавшего до этой минуты, – кто это такой?

Студент выпрямился и презрительно бросил, смерив капитана вызывающим взглядом:

– Готье де Шазей, оруженосец на службе госпожи графини де Монсальви, да сохранит ее Бог от всяческого зла и освободит от трусов, которые осмеливаются с ней дурно обращаться!

Рука Арно обрушилась на щеку молодого человека, который покачнулся под ударом.

– Придержи свой язык, если хочешь жить, мой мальчик. Если ты на ее службе, то, значит, служишь и мне. Я граф де Монсальви, а она моя жена, значит, я имею право бить мою жену.

– Вы… ее супруг?

Он недоверчиво повернулся к Беранже, который теперь плакал от горя, бешенства и бессилия, заметив, что Катрин не встает. Паж отчаянно всхлипнул:

– Это правда… Это, к несчастью, правда. А теперь… он ее убил! Мою бедную госпожу… такую добрую… такую нежную… такую красивую.

– Довольно, – прорычал Арно, который, однако, склонился на коленях перед своей женой, осматривая ее с большим беспокойством, чем желал бы показать. – Она не умерла. Она еще дышит… Принесите мне воды!

– Развяжите меня! – сказал Готье. – Я ее оживлю.

Повелительным жестом Монсальви приказал разрезать веревки, и Готье склонился на коленях перед молодой женщиной, не приходящей в сознание, осматривая ее истерзанную шею.

– Самое время! Секундой дольше, и она бы скончалась.

Он мягко потрогал ее шею, удостоверившись, что позвонки не сломаны. Потом, порывшись в сумке Катрин, вынул маленький хрустальный флакончик и откупорил его.

Арно смотрел на него с интересом:

– Ты странный оруженосец! Ты врач, приятель?

– Я был студентом, когда госпожа Катрин вытащила меня из скверной истории и взяла к себе на службу. Медицина интересовала меня не больше, чем все остальное, что не говорит о том, что она меня захватывала… Смотрите, она приходит в себя!

Катрин в самом деле открыла глаза. При виде темной фигуры склонившегося над ней мужа она испуганно простонала и отшатнулась. В ту же секунду он был на ногах, и злоба снова исказила его лицо.

Но молодая женщина привстала с земли, сознание и воля вернулись к ней одновременно с силами.

– Моя мать умирает, – проговорила она не без труда, – я должна ехать в Шатовиллен.

У нее был странный, не свойственный ей хриплый голос.

Арно сжал кулаки.

– Нет. Ты не поедешь к герцогу Филиппу! Я сумею тебе помешать! Эрменгарда устроила ловушку… если допустить, что ты с ней не в сговоре…

– Герцога… там нет! Я это знаю! Он в Сент-Омере, куда коннетабль… должен к нему в этот час приехать!

– Ложь! Он там. Его видели…

– Они ошиблись! Он готовится к осаде Кале. Что ему здесь делать?

– Он ждет тебя! Эрменгарда, которая меня ненавидит, могла это устроить, чтобы вернуть себе милость. Ее дела идут плохо с тех пор, как ее сын служит герцогу де Бурбону. И это так на нее похоже!..

У Катрин появилась на лице гримаса боли. Она вцепилась в руки Готье и Беранже, которые ее поддерживали и пытались ее поднять, и вперила взгляд в своего супруга:

– Что бы ты ни говорил, я поеду, – подтвердила она и снова повторила: – Моя мать умирает! Вспомни о твоей!..

Не будучи в силах больше выносить вид этой растерзанной, шатающейся женщины, которая таким страшным голосом требовала права увидеть свою мать, женщины, каждый взгляд которой являлся упреком и обвинением, Арно де Монсальви выбежал наружу.

В широко открытую дверь амбара ворвался шквал ветра с дождем, подняв солому, которая закружилась в воздухе. Но гроза уже отступала и неслась прочь над продавленными крышами и еще дымящимися руинами того, что когда-то было деревней…

  91