Последние отзывы

  82  

— Белый мужчина. Военный в синем мундире оставил его. Мне было десять лет, и я был безоружен.

— Ты знаешь, кто это был? — спросила она, и ужасная догадка пронзила ее.

Ночное Солнце посмотрел на Марти своими жесткими черными глазами.

— То, что случилось минувшей ночью, никогда не должно было произойти. Ты белая, я — лакота. Ничто не может этого изменить.

Уязвленная и разгневанная, Марти вскочила на ноги.

— Ты наполовину белый, поэтому…

— Нет! Я был и всегда останусь лакотским вождем сиу.

— Хорошо, вождь, но тебе наверняка понравилось заниматься любовью с белой женщиной! Как же ты можешь увязать это со своей незапятнанной совестью?

— Не могу. — Ночное Солнце окинул холодным взглядом ее нагое тело. — Одевайся и всегда оставайся одетой, пока я поблизости.

— Не стану, пока ты не скажешь, в чем дело! Что изменилось с прошлой ночи?

— Ничего. — Он нагнулся, схватил свою рубаху и бросил ее Марти: — Надень это.

— Зачем? — Марти завела руки за спину. — Мне казалось, я нравлюсь тебе нагая. Ты сам сказал, что навсегда хочешь оставить меня нагой в своем типи.

— Не кричи.

— Хочу и кричу. Пусть весь твой честный народ узнает, чем мы занимались. Помнишь, что ты делал со мной на рассвете, вождь?

Боль исказила его лицо.

— Не надо, не называй меня вождем.

— Почему же? Разве ты не вождь? Гордый лакотский вождь, который поутру почувствовал себя замаранным, потому что занимался любовью с белым врагом.

— То, что случилось прошлой ночью, не имеет ничего общего с любовью.

— Неужели? Что же это было, если не любовь? Я любила тебя и думала, что ты любишь меня. Так ты не любил меня, а просто использовал на ночь… Для тебя это ничего не значило. Боже праведный, ты использовал меня, как… как обыкновенную… правда?

— Я индеец, ты белая, — сказал он, будто именно это все объясняло.

— Проклятие! Отвечай же! Ты просто использовал меня?

— Да. Индейский воин использовал свою белую пленницу, — сказал он, желая уязвить ее, и понял, что достиг цели, когда слезы хлынули из прекрасных глаз девушки.

— Я… я… ты был моим… у меня раньше никого не было, — пролепетала она, уязвленная в самое сердце. — Разве ты… не знал… этого?

— Мне жаль. — Чувствуя себя так, будто кто-то вонзил нож глубоко ему в грудь, Ночное Солнце вышел из типи.

Дрожащая Марти упала на постель и разрыдалась. Ее охватили отчаяние, стыд и страх. Она без остатка отдала свое тело и душу мужчине, который бессердечно воспользовался ею!

Использована! Что за ужасное слово! Что за чудовищная действительность! Ночное Солнце использовал ее! Ночное Солнце не любит ее! Он ненавидит ее.

— Я тоже ненавижу тебя! — горестно воскликнула она, любя Ночное Солнце, боясь его и понимая, что должна исчезнуть из его жизни.

Ночное Солнце тут же направился к своему скакуну. Не ответив на дружеские вопросы воинов, куда он собирается, и предложения отправиться вместе с ним, молодой вождь вскочил на вороного и стремительно выехал из лагеря. Он несся по холмистой равнине, и осенний ветер колол его лицо и жег глаза.

Ночное Солнце направлялся к отдаленным Паха-Сапа. Сердце его ныло, смятенный дух искал утешения. Три часа он скакал без передышки, затем остановился и напоил своего загнанного скакуна.

На заросших травой крутых берегах реки Белл-Форш Ночное Солнце бросил поводья вороного и спрыгнул на землю. Томимый жаждой жеребец двинулся вперед, опустил морду в воду и стал жадно пить.

Ночное Солнце лег на живот неподалеку от коня, нагнул голову к воде и тоже начал пить. Утолив жажду, он утер рот ладонью и встал на ноги.

Потом снова вскочил на спину коня, и тот пересек реку. Солнце клонилось к западу, когда всадник и конь добрались до Паха-Сапа — священных Черных холмов.

На закате Ночное Солнце, усталый и полный раскаяния, сидел на скалистом выступе рядом с впадиной, где мальчиком провел четыре дня без пищи и воды, ожидая видения.

Положив руки на колени, он наблюдал за угасающим светилом. Ночное Солнце ощущал такой же трепет, как и в шестнадцать лет. Тогда он боялся остаться один, его пугали темнота и дикие звери. Теперь все изменилось. Он радовался одиночеству, с нетерпением ждал наступающей темноты, восхищался красотой рыси. Существовал гораздо более грозный противник, чем одиночество, темнота и дикие звери.

  82