Последние отзывы

  33  

После недолгого молчания, так и не открывая глаз, Луис вернулся к своему повествованию:

— Они построили свои пирамиды в честь солнца и луны. У них было много своего: религия, искусство, поэзия. У них было богатство. Они никому не причиняли беспокойства. И тогда из Испании явились соплеменники моего отца. Монтесума, владыка ацтеков, верил, что испанцы — это белые боги, вышедшие из моря. Именно поэтому он допустил, чтобы Кортес со своим отрядом прошел, не встречая сопротивления, прямиком до этого прекрасного города и захватил его.

Эми пристально вгляделась ему в лицо. Его глаза все еще были закрыты, но на лицо легла тень ожесточения.

— Самых красивых из наших женщин испанцы забирали себе. Но эта участь миновала род моих ацтекских предков. В их жилах не текла смешанная кровь… до того, как моя мать вышла замуж за моего отца. Я стал первым mestizo — метисом… в семьях обоих — и матери, и отца.

— Да, знаю, — тихонько подтвердила Эми. — Дон Рамон рассказывал, что так было предрешено… то есть так ему сказала твоя мама.

Напряжение и скованность, омрачавшие лицо Луиса, исчезли.

— Так оно и было. Tonali моей матери — ее предназначение — состояло в том, чтобы произвести на свет сына от чистокровного испанца. — На губах Луиса заиграла улыбка. — Она одарила его не только сыном… она дала ему гораздо больше.

Эми тоже улыбнулась. Это была самая любимая ею часть истории. Часть, посвященная тому, как своевольная и прекрасная наследная принцесса ацтеков оставила своего младенца-сына одного на базальтовом плато.

Эми не понадобилось понукать Луиса, чтобы он продолжил рассказ. Он повел речь о том дне, когда богиня Шочикецаль, оставив мужа и сына, вернулась к своему народу.

— Это был первый август в моей жизни, — ровно и тихо приступил он к прерванному повествованию. — Приближался полдень, и я спал. Мать разбудила меня. Было жарко, ужасно жарко. Она выкупала меня в прохладной воде, а когда справилась с этим делом, не обтерла меня полотенцем и ничего на меня не надела. Вместо этого она вынесла меня из дома и, держа меня одной рукой, взобралась на спину неоседланного жеребца — любимого отцовского коня — и ускакала прочь от нашей маленькой глинобитной хижины. Когда мы оставили позади многие мили пути по выжженной пустыне, моя мать направила коня к вершине столовой горы — горы с плоской площадкой наверху. Она спешилась, проследовала до самой середины этого черного базальтового плато, положила меня на камень и присела на корточки рядом со мной.

Моя красавица мать долго смотрела на меня такими темными загадочными глазами. Потом она меня поцеловала, и при этом я почувствовал, что лицо у нее мокрое от слез. И она сказала: «Сын мой, я люблю тебя. Но я больше не могу оставаться с тобой. Я возвращаюсь к своему народу, а вам оставляю кое-что взамен».

Она сняла с шеи золотой медальон — Солнечный Камень, поднесла его к губам и поцеловала, а затем ударила этим тяжелым золотым диском по камню и, глядя мне в глаза, произнесла на языке науатль: «Из этой бесплодной скалы хлынет холодный прозрачный животворящий водный поток. Я дарю его тебе, мой маленький Тонатиу, я дарю тебе воду и Солнечный Камень. Воду — чтобы сделать тебя богатым. Солнечный Камень — чтобы оберегать тебя от зла».

Она положила медальон мне на грудь и закрепила тяжелую цепь у меня на шее. Затем протянула ко мне руку, и я схватил в кулачок ее тонкий палец.

Улыбнувшись, она произнесла: «Попроси отца, чтобы он простил свою непоседливую принцессу. Скажи ему, что пророчество свершилось. Настал час, когда я должна уйти».

Она встала и оставила меня на скале — нагого и в полном одиночестве. — Луис умолк, продолжая улыбаться.

Приподнявшись на локте, Эми вглядывалась в его прекрасное лицо. Потом, придвинувшись поближе, она нежно поцеловала его опущенные веки и задала вопрос, который давно уже не давал ей покоя:

— Тонатиу, я, конечно, слышала эту историю от дона Рамона. Но… ты же был тогда совсем маленьким, тебе едва исполнилось четыре месяца. Как же могло получиться, что ты помнишь облик твоей матери и знаешь, что она сказала… перед тем как оставить тебя?

Луис открыл глаза, и его улыбка улетучилась.

— Не спрашивай, откуда я знаю. Но я действительно знаю. Объяснить это я не могу. Но я знаю в точности все, что тогда произошло, и все, что сказала мать, и помню, как она выглядела.

Несколько секунд Эми молча всматривалась ему в глаза, а потом кивнула:

  33