16 
— Ладно, — сказала она вдруг. — А где фейерверк?
— Сейчас принесу, — сказал Ринри.
Я ахнула. Он вытащил из багажника чемодан, оказавшийся специальным чемоданом для фейерверков — я сразу вспомнила чемодан для фондю. Ринри разложил на земле пиротехнические принадлежности и объявил, что готов начинать. Через мгновение, под ликующие возгласы Рики, небо обрушило на нас разноцветные снопы и звезды.
На моих изумленных глазах брат преподносил сестре не просто доказательство, а зримое выражение любви. Никогда еще он не был мне так близок.
Когда потрескивающее зарево над нашими головами погасло, Рика огорченно воскликнула:
— Как, уже все?
— Есть еще палочки, — сказал Ринри.
Он достал из чемодана охапку тоненьких палочек и раздал нам по целому пучку. Он зажег всего одну, но пожар вспыхнул сразу везде. Каждая палочка порождала вихрь кружащихся искр.
Ночь серебрила бамбуки парка. Наш огненный апокалипсис отбрасывал золотые блики на их светлую матовость. Брат и сестра наслаждались звездными россыпями. Это были двое влюбленных друг в друга детей, и я смотрела на них как зачарованная.
Они допустили меня в свое общество, какой подарок! Это больше, чем выражение любви, это выражение доверия.
Сладкая вата света постепенно угасла, но очарование не рассеялось. Рика восхищенно выдохнула:
— Как было хорошо!
Я разделяла любовь Ринри к этой счастливой девочке. Было что-то нервалевское в атмосфере умирающего праздника с прекрасной таинственной девушкой. Нерваль в Японии, кто бы мог подумать?
На следующий вечер Ринри повел меня есть китайскую лапшу в какую-то забегаловку.
— Я очень люблю Рику, — сказала я.
— Я тоже, — ответил он с растроганной улыбкой.
— Знаешь, у нас с тобой есть кое-что общее. У меня ведь тоже любимая сестра живет далеко. Ее зовут Жюльетта, и расставаться с ней было нечеловечески тяжело.
Я показала ему фотографию своей несравненной сестры.
— Красивая, — сказал он, внимательно ее разглядывая.
— Да. Больше, чем просто красивая. И я по ней очень скучаю.
— Понимаю. Когда Рика в Калифорнии, я тоже по ней ужасно скучаю.
Сидя перед миской лапши, я впала в элегическое настроение. Сказала, что разлука с Жюльеттой была для меня как ампутация и только он один может меня понять. Объяснила, как сильно мы привязаны друг к другу, как я ее люблю и какое безумное насилие учинила над собой, уехав от нее.
— Мне действительно необходимо было вернуться в Японию, но почему такой ценой?
— А почему она не поехала с тобой?
— Она хочет жить в Бельгии. У нее там работа. И у нее нет такой страсти к твоей стране, как у меня.
— Вот и у Рики тоже. Она равнодушна к Японии.
Как же так, как это возможно, чтобы на таких необыкновенных девушек, как наши сестры, не действовало очарование Японии? Я спросила у Ринри, чему его сестра учится в Калифорнии. Он ответил, что программа у нее довольно туманная, а вообще-то она любовница одного из королей китайской мафии в Лос-Анджелесе по имени Чан.
— Ты не представляешь, какой он богатый, — сказал он, обреченно усмехаясь.
Меня это ошеломило, я не в силах была понять, как слетевший с небес ангел может по доброй воле жить с преступником. «Не будь дурой, — ответила я сама себе, — так устроен мир испокон веков». Я вдруг вообразила Рику в боа из перьев и туфлях на шпильках, шествующую под руку с китайцем в белом костюме. Я расхохоталась.
Ринри понимающе улыбнулся. Сестры предстали перед нами в бульоне с лапшой. В нашей связи был смысл.
###
Я упивалась своими успехами в японском, но куда больше меня поражали успехи Ринри во французском, которые были поистине головокружительными.
Нашей любимой игрой стало выпендриваться друг перед другом, щеголяя своими познаниями. Когда поднимался ветер, Ринри мог сказать:
— Так дует, как будто бык пернул.
В устах утонченного японца это звучало безумно смешно.
Когда он выпаливал что-нибудь несусветное, я тоже не упускала случая блеснуть и бросала ему:
— Нани-о оссяимас ка?
Что переводится — вернее, не переводится, ибо никто, кроме японцев, не в состоянии употребить подобный оборот, изысканный до такой степени, что они и сами почти перестали его употреблять, — «Что дерзнули вы столь достойно изречь?»
Он умирал от смеха. Однажды его родители пригласили меня на ужин, и мне захотелось произвести на них впечатление. Как только Ринри дал мне какой-то повод, я тут же произнесла, громко, чтобы все слышали:
16 
