– Вы бы тогда посоветовали держать рот на замке и некоему Чарльзу Монро, господин лейтенант.
Ева крепко сжала зубы. «Это мне урок, – подумала она. – Попробуй хоть раз в жизни проявить к кому-то сочувствие – и тут же получишь по морде».
– Некто Чарльз Монро не причастен к расследованию никаким боком, а наши с ним взаимоотношения – не твое собачье дело!
– Зато мое собачье дело – когда вы допрашиваете его о моей личной жизни.
– Я его не допрашивала! – В голосе Евы послышались грозовые разряды. – Он сам вылил на меня все это!
Женщины стояли лицом к лицу, едва не соприкасаясь носами. Ева оперлась руками о письменный стол, ее глаза пылали гневом. Пибоди, вся красная, как рак, тоже излучала ярость.
В этот момент в дверном проеме появился Макнаб. Оценив обстановку с первого взгляда, он присвистнул.
– Гм, здравствуйте, дамы.
Не удостоив его даже взглядом, женщины в один голос рявкнули:
– Вон!
– Все, меня уже нет!
Ева подошла к двери и с грохотом захлопнула ее прямо перед носом перепуганного Макнаба.
– Сядь! – приказала она Пибоди.
– Я хочу стоять.
– А я хочу хорошенько врезать тебе ногой по заднице, но сдерживаю себя! – Ева схватила себя за волосы и дернула так сильно, что на глазах у нее выступили слезы. Зато ярость немного отступила, и в голове прояснилось. – Ладно, черт с тобой, стой, если угодно. Ты все равно не можешь сидеть, пока внутри тебя торчит кол, а это происходит каждый раз, когда речь заходит о некоем Чарльзе Монро. Ты хочешь знать все? Ты на этом настаиваешь? Ну что ж, хорошо. Слушай.
Чтобы ее голос звучал ровно и по-деловому, Еве пришлось сделать несколько глубоких вдохов и выдохов.
– Итак, – заговорила она, – вечером двадцать шестого марта мы с Рорком находились в «Палас-отеле» и зашли в пентхаус Айрин Мансфилд. Она находилась в компании, как ты выражаешься, некоего Чарльза Монро, так называемого платного компаньона, а проще говоря – профессионального жиголо, который спит с женщинами за деньги. Как мне удалось выяснить, вышеуказанный платный компаньон Монро находился там, так сказать, по долгу службы, и никак не связан с ведущимся расследованием по делу об убийстве. В глупой попытке оградить мою безмозглую помощницу от лишних душевных переживаний я решила засекретить отчет о беседе с ним.
Ева подошла к письменному столу, взяла чашку с остывшим кофе и выпила ее залпом. Губы Пибоди задрожали. Она села и всхлипнула.
– Нет, только не это! – забеспокоилась Ева. – Никаких слез! Мы – на службе, а на службе реветь не положено.
– Извините меня… – Понимая, что может вот-вот разрыдаться, Пибоди вытащила из кармана носовой платок и громко высморкалась. – Я так психую, мне так стыдно! Он сказал вам, что мы с ним никогда не занимались сексом?
– Господи, Пибоди, неужели ты думаешь, что я написала об этом в отчете?
– Я не знаю. Наверное, нет. – Она снова всхлипнула. – Знаете, мы встречаемся с ним уже так долго и ни разу даже не приблизились… к этому.
– Да, он мне все объяснил, когда мы с ним… – Два увидела ужас в глазах Пибоди, осеклась и моргнула. Не то она говорит, совсем не то! – Послушай, он хороший человек. После этого разговора я увидела его совсем в другом свете. И ты ему очень нравишься.
– Тогда почему он ко мне даже не пытался приставать?!
– А по-твоему, секс – это все? – удивилась Ева.
– Вам легко говорить! Вы замужем за секс-символом планеты!
– Ради всего святого! Что ты несешь, Пибоди?!
– А разве не так? Он красавец, он сложен, как Аполлон, он сексуален… И он вас любит. Он от вас просто без ума. Ради вас он бы под поезд бросился.
– В этом случае поезд наверняка сошел бы с рельсов, – пробормотала Ева и с радостью отметила, что Пибоди улыбнулась.
– Ну, в общем, вы понимаете, что я хочу сказать.
– Конечно. – Ева посмотрела на дверь, соединяющую два кабинета, и почувствовала, как внутри у нее потеплело. – Конечно, я понимаю. Но у вас так получилось не потому, что Чарльза не тянет к тебе. Это потому, что… – Черт побери, когда Мира действительно нужна, ее никогда не оказывается рядом… – Это потому, что он уважает тебя – вот и все.
Пибоди комкала носовой платок и шмыгала носом.
– Если так, то, на мой взгляд, он уважает меня чересчур уж глубоко. Мне, конечно, известно, что я не красавица, и все такое…
– Глупости, ты очень хорошенькая.
– Во мне нет сексуальности.