Макнаб поерзал на стуле и поднял руку, как ученик, который рвется к доске.
– Я все же не исключаю, что убийцей был кто-то из зрителей. Человек, знающий театр и знакомый с Драко. Но на то, чтобы вычислить такого человека, уйдут недели – даже если Бакстер будет работать двадцать пять часов в сутки вместе с десятком помощников.
– У нас нет нескольких недель, – отрезала Ева. – Этому делу придается первоочередное значение, и, если мы не раскроем его в ближайшее время, начальство у всех оторвет яйца. Кроме меня, конечно. Как только Бакстер отберет наиболее перспективных из числа зрителей, мы возьмем их в оборот и будем копать до тех пор, пока не пойдет нефть. А пока нужно сосредоточиться на тех, кто ходит по сцене и вокруг нее.
Она подошла к доске, к которой были пришпилены фотографии жертвы и снимки места преступления.
– Уже установлено, что убийство не является результатом несчастного случая и совершено не в состоянии аффекта. Это тщательно спланированное и блестяще осуществленное преступление. Оно записано на пленку. Каждый из вас получит видеокассету с записью спектакля и будет смотреть ее до тех пор, пока не выучит каждый жест, каждый взгляд, каждое движение актеров – так, чтобы сам мог выйти на сцену и сыграть любую роль.
Все молчали, размышляя над безрадостной перспективой, которую нарисовала Ева. А она тем временем продолжала:
– Похоже на то, что это некая извращенная Фемида, игра с законом, своего рода возмездие. Да, возможно, убийца рассматривал смерть Драко именно под таким углом. Как торжество правосудия.
Фини пошуршал в кармане, где у него лежал пакетик с засахаренными орешками, и прокомментировал:
– Его никто не любил.
– А нам нужно выяснить, кто не любил его больше других.
Мальчишку звали Ральф. Казалось, он был одновременно и напуган, и возбужден. Поверх невзрачной формы уборщика коричневого цвета на нем была спортивная куртка с эмблемой бейсбольной команды «Янки», а на голове творилось что-то невероятное. Рорк подумал, что у парня либо нет времени постричься, либо это веяние какой-то новой моды. По крайней мере, ему все время приходилось или отбрасывать, или сдувать с лица длинные черные патлы.
– Сэр, я не думал, что вы сами придете. – Внутри у Ральфа все трепетало. Как же, ведь он разговаривает с самим легендарным Рорком! – Инструкции требуют немедленно сообщать, если что-то не в порядке. Поэтому, когда я увидел, что дверь на сцену не заперта, я понял, что должен тут же сообщить об этом начальству.
– Правильно. Ты входил внутрь?
– Ну, я… – Ральфу не хотелось признаваться, что разыгравшееся воображение не позволило ему отойти от двери больше чем на два шага. – Я сначала хотел войти туда, сэр, но потом увидел, что внутри почему-то горит свет. А этого не должно было быть. И подумал, что лучше остаться снаружи и караулить дверь.
– Правильно рассудил. – Рорк подошел к двери, осмотрел замки, взглянул на камеру наблюдения, укрепленную сверху. Лампочка на ней не горела, указывая, что камера выключена. – Ну что ж, Ральф, давай зайдем внутрь и посмотрим, что там такое.
Ральф шумно сглотнул и энергично мотнул головой:
– Конечно, сэр! – Затем, следуя за Рорком, он боязливо переступил порог. – А знаете, сэр, говорят, что убийцы всегда возвращаются на место преступления…
– Правда? – негромко откликнулся Рорк, оглядываясь вокруг. – Со временем ты узнаешь, Ральф, что такая вещь, как «всегда», случается в жизни очень редко. Но на сей раз вполне может случиться так, что они и впрямь здесь, так что будь внимателен.
Сразу за дверью царил сумрак, но впереди мерцал смутный свет, вырывая из тьмы ступеньки лестницы, уходившей куда-то вниз. Рорк сунул руку в карман. Там лежал маленький шокер, запрещенный, кстати, для использования гражданскими лицами. Рорк положил его в карман, когда ему сообщили о том, что в театр, возможно, проникли взломщики.
Он двинулся по направлению к мерцающему впереди свету. В ноздри проник дух поспевающего домашнего пива и еще один приглушенный запах, который Рорк безошибочно узнал. Так пахнет смерть.
– Да, боюсь, на сей раз ты не ошибся, Ральф, – пробормотал он и завернул за угол.
– О, черт! Ой, мамочки! – Голос Ральфа срывался, округлившиеся от ужаса глаза, не отрываясь, смотрели на фигуру, которая висела на веревке, уронив голову на грудь.
– Если тебе хочется блевать, в этом нет ничего стыдного. Но, пожалуйста, найди для этого другое место.