110 
Ева встала на колени, пытаясь восстановить дыхание, потом поднялась на ноги и, дождавшись, когда они перестанут дрожать, распахнула дверь.
– Ну, что надо?
– Вы не отвечаете на телефонные звонки, – быстро сказала Пибоди; ее лицо все еще светилось утренним румянцем. – Я пыталась… С вами все в порядке? Вы выглядите… нездоровой.
– Я спала.
– Ой, извините! – Пибоди расстегнула пальто. Ее последняя попытка сбросить вес сводилась к тому, что она выходила на станции метро за пять кварталов до работы и шла пешком. А в это утро зима решила напомнить о себе резким похолоданием. – Я пришла в управление и столкнулась в дверях с Уитни. Он направлялся в больницу.
– Трухарт? – Ева схватила Пибоди за руку. – Он умер?!
– Нет. Он пришел в сознание. Уитни сказал, что узнал об этом двадцать минут назад, и это самая приятная новость за последнее время. Вводимые ему лекарства помогают, у него нет паралича, и он находится сейчас в удовлетворительном состоянии.
Напряжение последних часов слегка отпустило Еву, и она почувствовала нервную дрожь.
– Слава богу, все хорошо. Мы зайдем к нему, когда поедем снимать допрос со Стайлса.
– Многие в управлении бросились покупать цветы. Все очень хорошо относятся к Трухарту.
– Ладно. Помоги мне, пожалуйста. – Ева села за стол. – Сделай кофе, я чувствую себя абсолютно разбитой.
– Вы так и не уходили? Когда вы отсылали меня, вы сказали, что тоже собираетесь домой.
– Я лгала. Так что с кофе? Кстати, я получила информацию от одного анонимного источника… Нам теперь надо побеседовать с Карли Лэндсдоун.
Пибоди подошла к кофеварке и включила ее.
– Полагаю, что вашей помощнице не следует интересоваться, как зовут этот анонимный источник?
– Моей помощнице следует сделать мне кофе, пока я не перерезала ей глотку!
– Я уже делаю, – пробормотала Пибоди. – Но почему вдруг сейчас возникла необходимость допрашивать Карли?
– Мне только что удалось выяснить, что Ричард Драко – ее настоящий отец.
– Но они же были… – На лице Пибоди отразилась целая гамма самых противоречивых чувств. – Вот черт!
– Ты умеешь иногда быть очень красноречивой, – сказала Ева, принимая из ее рук кофе. – Мне надо положить на стол судье Ленинскому официальный запрос на разрешение проникнуть в закрытые файлы. Надо обязательно получить официальное разрешение, иначе… – Она замолчала, прерванная телефонным звонком.
– Лейтенант Ева Даллас?
Голос был незнакомый, в нем чувствовался легкий французский акцент.
– Именно так.
– Лейтенант Даллас, меня зовут Анна Карвелл. Я бы хотела поговорить с вами по очень важному делу. И как можно скорее.
– Я искала вас, мисс Карвелл.
– Я предполагала это. Вы смогли бы встретиться со мной в моем отеле? Я остановилась в «Паласе».
– Популярное местечко. Я буду у вас через двадцать минут.
– Спасибо. Я полагаю, что смогу прояснить вам множество разных вопросов.
– Дева Мария! – Пибоди чуть не пролила свой кофе, когда Ева положила трубку. – Мы ищем ее по всему свету, а она сама идет к нам в руки!
– Да, миленькое совпадение. – Ева решительно поднялась из-за стола. – А я не люблю совпадений.
ВСКРЫТЬ ПОСЛЕ МОЕЙ СМЕРТИ
Да, это замкнутый круг, из которого существует только один выход. Никто не хочет потерять вкус к жизни, даже вынужденно. Особенно вынужденно. Таблетки могут дать легкий выход из этого порочного круга. На крайний случай, конечно, но быстро и безболезненно. Если дело идет к тюрьме, смерть предпочтительнее.
Жизнь – это постоянный выбор. Дорога никогда не бывает прямой, пока не подведет к моменту, когда жизнь уже не приносит ни радости, ни печали. Мне всегда удавалось делать выбор, который был, по-моему, правильным, хотя многих он удивлял. Однако – лучше или хуже – это был мой собственный выбор. Я несу полную ответственность за свои поступки.
Даже за Ричарда Драко. Нет, особенно за Ричарда Драко! Его жизнь состояла не из серии выборов, а из смеси жестокости и подлости, большей или меньшей. Все, к чему он прикасался, тут же подвергалось разрушению. Его смерть не вызывает у меня сожаления. Все, что он делал в своей жизни, – сознательно, бездушно и жестоко – требует возмездия. Если бы мне представилась возможность все повторить, у меня не было бы колебаний и сомнений. Я не буду притворяться, будто испытываю угрызения совести, освободив людей от кровопийцы. И то, что он испытывал боль, сильнейшую боль и осознанный страх в тот момент, когда нож вошел в его сердце, доставляет мнерадость.
110 
