Последние отзывы

  36  

– Отдайте мне полотенце! – прошипел Габриэль, когда она стала активно вытирать ему рот и нос. – Что вы пытаетесь сделать? Задушить меня?

Она наклонилась вперед, а он потянулся через плечо. И вместо того, чтобы схватить полотенце, его рука сомкнулась точно на ее мягкой груди.

Услышав, как Саманта испуганно пискнула, Габриэль замер, словно примороженный к месту. Но резкая волна жара, пробежавшая от сердца до паха, быстро заставила его оттаять. И несмотря на то, что он считал это невозможным, он ощутил, что краснеет как школьник.

В своё время он ласкал и более шикарные груди, но ни одна так точно не ложилась в его руку. Его пальцы обхватывали роскошную мягкость так, словно были для этого предназначены. Хотя он не смел пошевелить ни одним из них, он чувствовал через рюши ее лифа, как напрягся ее сосок у него под ладонью.

– О боже, – тихо сказал он. – Это ведь не полотенце, не так ли?

Она громко сглотнула, ее охрипший голос внезапно заговорил ему прямо в ухо. – Нет, милорд. Боюсь, что нет.

Он не представлял, сколько бы они оставались в таком положении, если бы в дверь не ввалился Беквит.

– Я точно не знаю, какую рубашку вы захотите надеть, милорд, – сказал он, его голос был приглушен тем, что, как предположил Габриэль, было высокой кипой рубашек. – Поэтому я сказал Мэг постирать их все .

Поскольку быстрые шаги дворецкого пересекли комнату и направились к гардеробной, Габриэль и Саманта отскочили друг от друга так резко, словно их застали на месте преступления.

– Очень хорошо, Беквит, – сказал Габриэль и прыжком вскочил на ноги, по пути сбивая на пол какие–то брякнувшие вещи.

Он отдал бы десять лет жизни, чтобы в тот момент увидеть выражение лица своей медсестры. Ему, наконец, удалось лишить ее самообладания? Сильно ли покраснели ее нежные щечки? И если сильно, было ли это результатом смущения… или желания?

Он услышал, как она отходит от него, задом пятясь к двери.

– Надеюсь, вы извините меня, милорд, у меня есть кое–какие дела, которые я должна сделать… внизу, вы знаете … так что я оставляю вас раздеваться… я имела в виду одеваться! – Раздался слабый удар, словно кто–то натолкнулся на дверь, приглушенное «Ой!», а затем звук открывающейся и закрывающейся двери.

Тем временем из гардеробной вышел Беквит.

– Как странно, – пробормотал дворецкий.

– Что странно?

– Это было очень необычно, милорд. Я никогда не видел, чтобы мисс Викершем так краснела или нервничала. Как вы думаете, может, она заболела и у нее лихорадка?

– Очень надеюсь, что нет, – мрачно ответил Габриэль. – Учитывая, сколько времени я провел в ее компании, боюсь, я мог стать жертвой той же самой болезни.

* * * 

Невинная ошибка.

Вот все, что произошло. По крайней мере, так Саманта продолжала говорить самой себе, вышагивая по холлу в ожидании Габриэля. Врачи прибыли из Лондона почти полчаса тому назад и ждали встречи с ним в библиотеке. Саманта не смогла вычислить по их вежливым поклонам и непроницаемым лицам ни единой подсказки о том, какими будут новости.

Невинная ошибка, она повторяла себе, во время кратких остановок в прогулке по натертому до зеркального блеска полу. Но не было ничего невинного в том, как ее дыхание и тело отреагировали на прикосновение Габриэля. Не было ничего невинного в напряжении между ними, которое наэлектризовало воздух как во время летней грозы.

Услышав у себя за спиной шаги, она повернулась. Габриэль спускался по лестнице, одной рукой скользя по блестящим перилам красного дерева. Если бы она не знала, что он слеп, то, вероятно, никогда бы этого не предположила. Он высоко держал голову, а его шаг был уверенным. Беквит спускался за ним, весь светясь от гордости.

Сердце Саманты совершило головокружительный переворот. Неотесанный дикарь, каким был Габриэль, когда она приехала в Ферчайлд–Парк, исчез, и вместо него появился повзрослевший и возмужавший близнец мужчины на портрете. С чернотой его брюк и сюртука отлично контрастировали белизна рубашки, шейного платка и манжет. Он даже стянул лентой свои непослушные волосы. И если бы не выделяющийся шрам на его левой щеке, его можно было бы легко принять за обычного деревенского лорда, спускающегося, чтобы поприветствовать свою леди.

Странным образом шрам только подчеркивал его мужскую красоту, придавая ей глубину там, где прежде мужественность только едва виднелась.

  36